— Ар…— хочу кричать его имя, но из груди вырывается рык, и меня накрывает волной удовольствия, такого яркого, что в глазах темнеет. Я падаю ему на грудь, чувствуя, как он кончает следом за мной, изливаясь внутрь.
— Лили, — столько нежности в голосе! Я улыбаюсь, прижимаясь к нему еще сильнее, и чувствую, как он стискивает меня в объятия, — моя Лили.
В этот момент я отчетливо понимаю, он тысячу раз прав, я его. И никто другой мне не нужен.
Это тот идеальный момент для ответного признания, но сказав «Люблю» потом уже не скажешь — «отпусти меня на Землю». А я очень хочу домой.
— Ари, я…
— Тс-с-с, — проводит рукой по волосам этот невозможный мужчина, который все-таки умеет читать мысли. Или нет? Верум. Надо узнать про него побольше. — Молчи, ничего не говори. Я все знаю сам. И поверь, сделаю все, чтобы ты захотела остаться.
А я что? Я послушная. Иногда. К тому же сейчас мне было так хорошо, что к черту все. Буду наслаждаться моментом.
Но долго насладиться не удалось, какой-то противный писк из соседней комнаты заставил Архарда подняться.
— Что это? — поинтересовалась я, ни разу не слышавшая такого требовательного пиликанья.
— Гала связь, — застегивая брюки, пояснил Архард, — и я, кажется, догадываюсь, кто это может быть.
Не утруждая себя натягиванием рубашки, растрепанный, в одних только брюках, босой он прошлепал в свой кабинет. Писк прекратился, видимо, Архард нажал прием.
— Оу, — удивленно воскликнул незнакомый мужской голос на том конце провода. Ну не провода, связи.— Прости, я тебя разбудил? — насмешливо поинтересовался невидимый мне собеседник.
— Ты звонишь пожелать мне темной ночи?— не остался в долгу советник. По звуку я поняла, что он отодвинул стул, приготовившись к очевидно долгому разговору.
— Не совсем, — хмыкнул собеседник,— Архард, — его голос стал серьезным, утратив всю веселость, с которой он только что говорил. — Я требую объяснений! Что, поглоти тебя бездна, происходит⁈ Почему мой корабль не выходит на связь⁈
— Твои посланники задержаны по подозрению…— Архард сухо излагал уже известные мне факты и про убийство одного из советников, и про похищение его сына, упомянул даже про Моро, отчего у меня закрались подозрения, что эти двое хорошо знакомы.
— Ари, Ари, — укорил невидимый собеседник по-свойски, укрепляя мои догадки,— ты, как всегда, прешь напролом. Ну, подумай сам, для чего мне все это нужно?
— Это ты мне ответь, Ридж.
— Ты обвиняешь меня в похищении Кирана? Уверяю тебя, ни я, ни кто-либо из моих людей в этом не замешаны. Более того, я отдам распоряжение прочесать каждый миллиметр Даргона. И если твой сын будет найден на моей планете, то верну его в целости и сохранности. А что касается Шеннера, — проверь его счета, они пусты. В последний раз он задолжал крупную сумму не очень хорошим людям…
Нет, определенно надо увидеть, с кем он говорит. Я тихонько поднялась с дивана и пошарила глазами вокруг в поисках платья. Оно нашлось на полу у окна. Натянула на себя вещь, пригладила волосы, и на цыпочках приблизилось к открытой двери.
Пока я приводила себя в порядок, беседа гуманоидов продолжалась, часть ее я упустила и сейчас услышала самый конец речи незнакомца.
— … зачем ты упираешься? — хмурился с проекции на стене серокожий ньер? Можно ли называть дарианцев ньерами или же у них в ходу другое обращение? Да какая разница. Я осторожно высунулась из своего укрытия так, чтобы меня не заметили, и бессовестно рассматривала Риджа. Проекция являла лишь половину дарианца. Он был похож на диктора телевидения: сидел за столом, сцепив руки в замок перед собой. Пепельные волосы зачесаны назад, открывая высокий лоб, круглые очки с толстыми стеклами скрывали его глаза, вздернутый нос и пухлые губы. Он явно злился на Архарда, потому что сжимал зубы так, что видно было, как ходят его желваки.
— Отдай их мне, и я навсегда забуду о существовании Флутона! — Требовал серокожий.
— Не могу, она стала асаи Кирана, — развел руками советник, — а скоро она станет моей женой.
— Что? Ты совсем спятил? — Ридж подскочил со своего места и наклонился к переговорному устройству так близко, что я, наконец, рассмотрела его глаза, невыразительные, блекло-серого цвета, как у рыбы, он вытаращил их и изумленно вращал ими, глядя в камеру.