Въ пятидесятыхъ годахъ въ деревнѣ Швебдѣ, въ великомъ герцогствѣ гессенъ-кассельскомъ, жило семейство Миллеръ, состоявшее изъ престарѣлыхъ супруговъ, ихъ дочери Христины и незаконнаго ея четырехлѣтняго сына Фридриха, прижитого ею съ жителемъ той же деревни Бютемейстеромъ, человѣкомъ женатымъ и небѣднымъ. Въ 1846 г. Бютемейстеръ соблазнилъ Христину обѣщаніемъ жениться на ней, коль скоро онъ успѣетъ выхлопотать разводъ со своею женою. Когда родился Фридрихъ, то Бютемейстеръ убѣдилъ Христину не объявлять его отцемъ ребенка, хотя обѣщался содержать его и, дѣйствительно, издержалъ на него 200 талеровъ. Но ему было очень жаль этихъ денегъ, тратимыхъ имъ на маленькаго Фридриха, жаль тѣмъ болѣе, что въ то время дѣла его начали разстраиваться. Онъ рѣшился отдѣлаться отъ ребенка, и съ упорною настойчивостью старался объ этомъ впродолженіе четырехъ лѣтъ. Черезъ восемь недѣль послѣ рожденія Фрица, Бютемейстеръ посѣтилъ Христину. Она была въ комнатѣ одна съ ребенкомъ, который спокойно спалъ въ своей колыбели. Вютемейстеръ послалъ ее натворить дверь, какъ вдругъ она услышала крикъ ребенка. Прибѣжавъ назадъ, она увидѣла, что ребенокъ высунулъ языкъ, и на языкѣ и на губахъ у него было что-то бѣлое и сухое, какъ будто толченый сахаръ. Христина поспѣшила стереть этотъ порошокъ какъ можно лучше. Черезъ нѣсколько времена ребенокъ имѣлъ сильную рвоту, и Христина начала бранить Бютемейстера, говоря ему -- "видишь ты далъ ему чего-то нехорошаго!" На другой день на губахъ ребенка видны были пузыри, какіе бываютъ отъ мышьяка. За неудачею этой попытки, Бютемейстеръ повторилъ ее въ 1850 г. Фридрихъ заходилъ къ отцу, который далъ ему винить пива; вернувшись домой, ребенокъ заболѣлъ, и Христина была убѣждена, что отецъ пытался снова отравить его. Черезъ годъ, 2 октября 1851 г., Фридрихъ прибѣжалъ очень веселый къ своей бабушкѣ, которая въ то время была занята работою, и закричалъ ей: "бабушка, я былъ у отца и онъ мнѣ что-то далъ!" -- "Что такое, дитя, пирожокъ или сахару?" спросила старуха.-- "Нѣтъ." -- "Такъ онъ далъ тебѣ выпить чего нибудь изъ завернутой бумажки." Затѣмъ мальчикъ побѣжалъ къ дѣду, чтобы и ему сообщить о счастливомъ событіи, послѣ чего онъ ушелъ играть на улицу со своими товарищами. Но очень скоро онъ вернулся къ бабушкѣ, жалуясь на боль въ желудкѣ. Ей не было времени съ нимъ заняться, и она отослала его къ дѣду. Вслѣдствіе распросовъ ребенка и вспомнивъ прежніе поступки съ нимъ Бютемейстера, дѣдъ наведенъ былъ на подозрѣніе, что ребенокъ отравленъ своимъ отцомъ. Онъ далъ Фридриху молока, какъ противоядія. Но боль усиливалась, началась сильная рвота, дыханіе ребенка сдѣлалось тяжелымъ, голосъ слабымъ, страшная жажда мучила его. Черезъ два часа онъ умеръ. Медицинское свидѣтельство заключило, что онъ умеръ отъ отравы мышьякомъ, котораго открыто въ желудкѣ, посредствомъ химическаго разложенія его внутренностей, около 8 грановъ. Бютемейстеръ былъ тотчасъ же арестованъ, но не сознавался въ дѣтоубійствѣ почти вплоть до своей казни, послѣдовавшей 22 октября 852 года.
Дѣтоубійства, подобныя сейчасъ разсказанному, очень часто встрѣчаются въ европейской судебной практикѣ. И невидимому, они совершаются отцами болѣе, чѣмъ матерями; это и понятно: холодный разсчетъ гораздо легче овладѣваетъ всецѣло душою мужчины, чѣмъ женщины; кромѣ того, обязанность пропитанія ребенка лежитъ не столько на матери, сколько на отцѣ, слѣдовательно, послѣдній гораздо больше первой чувствуетъ на себѣ тяжесть этого воспитанія. Часто въ этихъ дѣлахъ преступники проявляютъ поразительное хладнокровіе, отсутствіе всякаго сожалѣнія о своей жертвѣ, и руководятся однимъ только сознаніемъ невыгоды кормить ребенка и выгоды убить его. Такъ, напр., стаффордскій городской клеркъ разсказываетъ о слѣдствіи, произведенномъ надъ трупомъ дѣвушки 16 лѣтъ, отравленной отцемъ потому, что