Но желание было велико и дело было сделано! Кремово-серый камень был очищен от столетней грязи и копоти, и шекспировские стихи одержали победу над посетителями, игравшими ранее с автоматами в «Бинго».
Однако сегодня громадные афиши, извещавшие о грандиозной премьере «Ромео и Джульетты», были сорваны, а в глаза бросалась яркая надпись, сделанная пульверизатором и буквально затмевавшая камень, стекло и дерево своим непристойным размахом:
УБИРАЙСЯ, НИГГЕР!
ЧАНГ — КАЮК!
БЕЛЫЙ ОГОНЬ СОЖЖЕТ ЧЕРНЫХ УБЛЮДКОВ!
Выйдя из театра, сержант Уилд еще раз взглянул на его фасад. Муниципальные рабочие уже принялись отмывать надпись, но было ясно, что работа эта займет много времени.
Прибыв в полицейский участок, он пошел узнать, вернулся ли из больницы его непосредственный начальник, инспектор сыска Питер Паско. На подступах к кабинету инспектора по глухому рокоту, похожему на раскаты грома в соседней долине, Уилд догадался, что Паско вернулся и сейчас выслушивает лекцию по какому-то необычайно важному полицейскому предмету, а читает лекцию суперинтендант Эндрю Дэлзиел, начальник уголовно-следственного отдела полиции Среднего Йоркшира.
— Подходящая кандидатура! — услышал он возглас Дэлзиела, входя в комнату. — Какие шансы, по мнению Брумфилда, у Дэна Тримбла из Корнуэлла?
— Три к одному. Конечно, теоретически, сэр, — сказал Уилд.
— Разумеется. Ставлю на него пять теоретических фунтов!
Уилд молча взял деньги. Дэлзиел имел в виду сугубо незаконную тетрадь ставок, которую сержант Брумфилд завел в связи с предстоящим назначением нового начальника полиции. Краткий список претендентов был уже объявлен, и через две недели им предстояло пройти собеседование.
Паско, с некоторым неодобрением относившийся к подобному легкомыслию в серьезных полицейских делах, спросил:
— Как дела в театре «Кембл», Уилди?
— Надпись будет отмыта, — ответил сержант. — А как тот парень в больнице?
— С ним дело посложнее. Они раскроили ему череп! — сказал Паско.
— Ты полагаешь, эти две вещи как-то связаны? — удивился Дэлзиел.
— Но ведь он черный и член труппы «Кембла».
Нападение, о котором шла речь, произошло, когда молодой актер после вечеринки с друзьями возвращался из бара домой. Его нашли жестоко избитым в аллее в шесть часов утра. Парень не мог вспомнить, что произошло с ним после того, как он покинул бар.
Неприятности в театре «Кембл» начались вслед за назначением Эйлин Чанг художественным руководителем театра. Чанг, евразийка ростом шесть футов два дюйма и с явным пристрастием к рекламе, тотчас отправилась на местное телевидение и объявила, что при ее правлении «Кембл» станет форпостом радикального театра. Встревоженный корреспондент спросил ее, означает ли это, что театр будет посажен на диету из современных политических пьес?
— Радикальное содержание, а не форма, радость моя, — нежно заметила Чанг. — Мы собираемся начать с «Ромео и Джульетты», полагаю, эта пьеса достаточно старомодна для вас?
На вопрос, почему именно «Ромео и Джульетта», она ответила:
— Это пьеса о злоупотреблении властью, о психологическом насилии над детьми, о деградации женщины. Кроме того, она в программе неполной средней школы в этом году. Дорогой мой, мы затащим на нее детей. Ведь они — наша завтрашняя аудитория, и они ускользнут от нас, если мы не удержим их сегодня!
Эта беседа встревожила многих отцов города. Но кое-кто, в том числе и Паско, были от нее в восторге. Паско, жена которого была секретарем «Группы борьбы за женские права», сразу же связался с Чанг. С их первой встречи она говорила о своем новом актере с таким обожанием, что Паско из чувства, которое он про себя определил как ревность, стал называть ее Большая Эйлин.
Именно после этого телеинтервью посыпались неприятности: непристойные намеки по телефону, письма с угрозами. Нападение предыдущей ночью и акт вандализма в театре были первыми реальными проявлениями этих угроз.
— Что сказала Большая Эйлин? — спросил Паско.
— Ты имеешь в виду мисс Чанг? — поправил его Уилд. — Естественно, она возмущена. Но, сказать по правде, больше всего ее встревожило, кем заменить парня, лежащего в больнице. У него, кажется, важная роль, а в следующий понедельник у них должна состояться премьера, так я думаю.
— Да, я знаю. У меня есть билеты, — сказал Паско без всякого энтузиазма. Элли достала билеты, а также приглашение на актерскую вечеринку после премьеры. Он пытался отговорить жену — в тот же вечер по телику будут показывать «Убийц» Сигеля, но это не нашло сочувствия.
— У нас это проходит как одно дело или как два? — спросил Уилд, любивший порядок во всем.
Паско нахмурился, а Дэлзиел сказал:
— Как два. Ты, Питер, занимайся нападением, а Уилд пусть разбирается с вандализмом. Если они связаны, друг с другом — прекрасно! Но что мы имеем в настоящий момент? Кто-то избивает парня после закрытия бара. Такое случается каждый день. Еще какой-то полоумный балуется с пульверизатором. Ну и что? Покажите мне стену, где они не делают этого!
Паско не был согласен с ним, но предпочел не открывать дебатов. Еще никому не удалось переспорить Дэлзиела. Покончив с этой полицейской рутиной, Дэлзиел был рад вернуться к главной проблеме дня:
— А кто лидирует у Брумфилда, Уилди? — поинтересовался он.
— Мистер Додд из Дархэма. Два к одному. В связке.
— В связке? С кем?
— С мистером Вэтмоу, — ответил Уилд. Его некрасивое лицо исказилось гримасой. Было хорошо известно, что Дэлзиел ставит Вэтмоу — нынешнего заместителя начальника полиции — чуть выше амебы.
— Что ты сказал? У него с головой в порядке? Уилди, узнай, сколько он мне даст, если наш заместитель не сможет выйти из комнаты, где пройдет аттестация, без собаки-поводыря?
Уилд незаметно для всех улыбнулся. Он улыбался жесткому юмору Дэлзиела, слегка болезненной реакции на это Паско, улыбался просто потому, что ему очень нравилось ощущать себя частью всего этого. Даже Дэлзиел мог так оскорбительно отзываться о своем начальстве только в присутствии тех подчиненных, кого он любил и кому доверял. К своему удивлению, Уилд обнаружил, что чувствует себя счастливым. В последние годы, а точнее — с тех пор, как он порвал с Морисом, ему редко доводилось испытывать подобное чувство. И вот сейчас словно пришел конец болезни — все его существо наполнилось легким, но отчетливым ощущением счастья!
Зазвонил телефон. Паско поднял трубку.
— Алло? Да, минутку… Это, кажется, тебя. — Он протянул трубку. — Кто-то спрашивает сержанта Мака Уилда. — В голосе Паско прозвучала вопросительная нотка, когда он произнес слово «Мак». Он никогда не слышал, чтобы кто-нибудь называл Уилда этим именем.
На грубоватом лице сержанта не отразилось никаких эмоций, но его рука сжала трубку так крепко, что было видно, как напряглись мускулы.
— Уилд слушает, — произнес он.
— Это Мак Уилд? Привет! Я друг Мориса, он сказал, что, если я когда-нибудь попаду в эти края и мне понадобится помощь, я могу обратиться к тебе.
— Где ты находишься? — спросил Уилд.
— В кафе на автостанции, что у касс предварительной продажи. Ты меня сразу заметишь: я загорелый.
— Жди меня там, — сказал Уилд и положил трубку.
Дэлзиел и Паско вопросительно посмотрели на него.
— Мне нужно идти, — как-то нерешительно произнес Уилд.
— Может, скажешь нам, в чем дело? — спросил Дэлзиел.
«Вероятно, мне пришел конец», — подумал Уилд, но вслух сказал:
— Кто его знает, может, дело стоящее, а может, туфта. — Пожав плечами, Уилд вышел из комнаты.
— Мак! — присвистнул Паско. — Я и не подозревал, что у Уилда есть родственники в Шотландии.
— Думаю, им это тоже неведомо. Он, кажется, весьма неразговорчив?
— Вероятно, он что-то скрывает, мы все предпочитаем, чтобы о наших тайных грешках никто не знал, — заметил Паско, словно в оправдание сержанта.