Агент, отвечавший за расследование, в свое время лично подбирал для Калдера город. Уж он-то постарался на славу! Главный по округу от ФБР растолковал ему, что сохранить человеку по имени Калдер жизнь значит обеспечить себе продвижение по службе: «Если он выживет, тебе гарантировано повышение».
Яснее не скажешь. И категоричнее!
Калдер был всего лишь одним из семисот свидетелей обвинения, которых в интересах властей прятало ежегодно министерство юстиции. Семь сотен душ! И ни один за последние десять лет не был раскрыт до суда. Министерство юстиции придавало этому большое значение: оно стало прижимать организованную преступность по всей стране, и теперь преступный мир отреагировал в своем традиционном духе.
Конечно, ловкий адвокат может дискредитировать в суде любого свидетеля, но бандиты давным-давно смекнули, что самый надежный способ избавиться от чересчур разговорчивого очевидца — это покончить с ним. В двадцатых годах дать свидетельские показания против рэкетира значило гарантировать себе смертный приговор. Секретарша, свидетель перестрелки, головорез, работающий на враждебную группировку, — руки мафии дотягивались до любого, даже в тюрьме. Защитники с полным на то правом добивались игнорирования судом подписанных свидетелем показаний, поскольку смерть свидетеля не давала ему возможности предстать перед судом для перекрестного допроса.
Вот почему лет десять тому назад в министерстве юстиции созрела счастливая идея: почему бы свидетелю не сменить личность и не зажить новой жизнью, чтобы спокойно дотянуть до суда? После суда — опять новая жизнь, причем под наблюдением, чтобы чего не вышло. Система заработала: теперь свидетели знали, что могут давать показания, не опасаясь за свою жизнь.
Так думал и человек, звавшийся Калдером.
В номере мотеля, где остановился агент, зазвонил телефон. Это был главный по округу от ФБР.
Агент заговорил первым:
— Вместе с отчетом я подам прошение об отставке.
— Отставки не потребуется.
— Бросьте официальную чушь! Я-то знаю, что меня ждет ссылка в Анкоридж или еще куда-нибудь, где мне не выжить.
— Ни вы, ни мы, ни я этого еще не знаем. Продолжайте работать.
— Не станете же вы утверждать, что агент, впервые за десять лет не сумевший уберечь свидетеля правительства, не подвергнется наказанию? Бросьте, я не маленький!
— К сожалению, вы не первый. Сегодня утром мы лишились еще двоих свидетелей, — успокоил его главный по округу. — Похоже, система трещит по швам.
В санатории под названием Фолкрофт, что на берегу залива Лонг-Айленд, компьютеры принимали информацию о подробностях случившегося в Фэрвью и в других местах. Компьютерная сеть была устроена таким образом, что все данные сходились в одном единственном кабинете. Окна его были забраны непроницаемыми снаружи стеклами, а на широком письменном столе стоял компьютерный терминал, работать на котором было невозможно, не зная кода. Сведения о трагедии в Фэрвью сошли с принтера последними. Усталый человек с лицом, смахивающим на выжатый лимон, прочел все три сообщения. В отличие от главного от ФБР по округу Оклахома, доктор Харолд В. Смит не просто догадывался, что гибнет система, стоившая десяти лет напряженного труда, — он знал, что это именно так.
Глава 2
Его звали Римо. Сосед по столу в гостиничном ресторане вцепился в Римо намертво. Знает ли Римо, что он и его спутник, выходец с Востока, со страшной силой излучают тета-волны, но при этом функционируют на альфа-уровне?
Этого Римо не знал. Он попросил соседа передать соль.
Сосед не сомневался, что Римо и его пожилой друг с Востока функционируют именно в этом режиме, в противном случае как объяснить вчерашнее происшествие?
Соль, пожалуйста.
Конечно, вот вам соль. Иного объяснения попросту не существует — таково было мнение доктора Чарлиза, Аверелла Н. (не путать с Авереллом Гарриманом, ибо доктор Чарлиз не имеет никакого отношения к процветающей и знаменитой семье железнодорожных магнатов). Он — всего-навсего бедный парапсихолог, пытающийся донести до сознания людей, какие великие силы таятся в человеческой природе. На его визитной карточке значилось:
Д-р Аверелл Н. Чарлиз
Президент
Институт изучения потенциала мозга
г. Хьюстон, Техас
Он прибыл в Мехико-Сити, где как раз проводились Панамериканские игры, чтобы доказать свою теорию. Впрочем, она не нуждалась в доказательствах, так как в основе ее лежал установленный факт. Факт! Люди, излучающие тета-волны, способны совершать подлинные чудеса.
Внезапно рядом с тарелочкой с завтраком Римо, состоявшего из риса и воды, лег листочек с диаграммой. Диаграмма напоминала разноцветную радугу. Вверху группировались желтые тона: это был сознательный уровень мозговой деятельности; тета-уровень был обозначен темно-синим цветом.
Римо оглянулся в поисках официанта. «Эль-Конкистадор» представлял собой современный отель, задуманный как подражание ацтекскому храму; официанты были наряжены в ацтекские одежды, однако музыка в ресторане звучала далеко не ацтекская.
— Если я вам докучаю, так и скажите, — молвил доктор Чарлиз, пухлый человечек лет тридцати пяти с копной уложенных феном и обильно покрытых лаком русых волос.
— Вы мне надоели, — ответствовал Римо, пряча сложенную диаграмму в нагрудный карман светлого клетчатого пиджака Чарлиза.
— Отлично. Откровенность — основа для доверительных отношений.
Римо разжевал несколько рисовых зернышек и запил их глотком воды. За соседним столиком уплетали ростбиф — толстый кусок сочного, красного мяса, и Римо не мог отвести от него взгляд. Давненько он не ел мяса! Его память затосковала по ростбифу. Именно память, ибо теперь тело диктовало ему, что он должен есть. Он помнил, конечно, какая славная штука — ростбиф, но все это осталось в прошлом.
— Вчера я понял, что вы — необыкновенный человек, — гнул свое доктор Чарлиз.
Римо попытался вспомнить, что именно произошло вчера и отчего к нему прицепился этот субъект с лакированной шевелюрой, но так ничего и не вспомнил. Ничем особенным они накануне не занимались — просто отдыхали, нежились на солнышке и, конечно, тренировались. Впрочем, Чарлиз ни за что не отличил бы их тренировку от расслабленной дремоты. Именно так она и выглядела для непосвященных, поскольку тело Римо давно достигло максимального уровня совершенства, и теперь он совершенствовал свои мозг, а этому занятию не было пределов. Все новое, что он теперь мог усвоить, касалось уже не тела, а исключительно мозга.
Чарлиз снова развернул диаграмму и отодвинул тарелочку с рисом, объяснив, что это единственный экземпляр, и ему не хотелось бы запачкать ее пищей.
Римо вежливо улыбнулся, взял диаграмму двумя пальцами и разорвал по диагонали. Затем он превратил две половинки в четыре кусочка, а эти четыре кусочка — в восемь. Бумажки он запихнул в разинутый рот доктора Чарлиза.
— Фантастика! — промычал доктор Чарлиз, отплевываясь. Уголок с синим тета-уровнем спланировал в самую середину тарелки с рисом. Нет, с него довольно. Римо поднялся из-за стола. Он был худощав и высок — примерно шесть футов, плюс-минус дюйм, в зависимости от того, какое применение он находил своему телу в данный конкретный момент. Скуластое лицо. В глубине глаз таилась темнота беспредельного и невесомого пространства. На нем были серые брюки и темная водолазка. Обут он был в мокасины. Когда он проходил по залу, несколько женщин проводили его взглядами. Одна даже позеленела и с трудом подавила тошноту, когда перевела взгляд с Римо на собственного мужа.
Доктор Чарлиз семенил следом.
— Сами вы, скорее всего, даже не помните, что натворили вчера, — тараторил он. — Это случилось у бассейна.
— Отстаньте! — бросил Римо.
Однако доктор Чарлиз проводил его до лифта. Римо проскользнул в лифт в последний момент, когда дверь готова была закрыться. Кабина останавливалась почти на каждом этаже; доехав до своего четырнадцатого, Римо обнаружил на площадке улыбающегося д-ра Чарлиза.
— А все благодаря позитивному мышлению, — сообщил тот. — С помощью телепатии я заставил свою кабину двигаться без остановок.
— Вы сделали это, обратившись к кнопкам на пульте?
— В общем, да, — признался доктор Чарлиз. — Но что дурного в том, чтобы помочь воплотиться позитивному образу? Человек способен реализовать любую фантазию. Если нечто существует в вашем воображении, вы можете воплотить это в жизнь.