Хотя все, конечно, хотели мыться в субботу, после рабочей недели. Потому что суббота тогда еще не была выходным днем. И в субботу был общий день мытья. Бывало, очередь занимали заранее. И сидели у дверей на табуретке, махровое полотенце в руках.
Стирали белье на кухне. Кипятили воду в больших кастрюлях, наливали ее в корыта и – мылом терли рубашки, майки и трусы. Потому что стиральных машин не было и стирального порошка тоже.
Сушили белье во дворе, между деревьями натягивали веревки. Но это если был хороший, просторный двор. А если нет – то прямо в квартире. В коридоре.
Когда я был совсем маленький – то есть только что родился, – то мы с мамой и папой жили на Рождественском бульваре, в комнате папиного троюродного брата, который как раз уехал в Ленинград. А потом мы переехали к бабушке Рите, папиной маме.
Пять лет, с 1952 года по 1956-й, мы прожили в бабушкиной комнате в большой коммуналке на Покровке. Тогда она называлась улица Чернышевского.
Нас в этой комнате было пятеро: бабушка, папа, мама, я и моя няня Ася. Добрая молодая женщина из маленького городка под Москвой. Няня Ася говорила: «Я сахар в чай кладу один комочек…» В смысле – много ей не надо.
Наша комната была большая, с двумя окнами, но темная, потому что окна выходили в узкий двор и смотрели прямо в стену дома напротив, а жили мы на втором этаже, так что солнце до нас не добиралось. Над круглым столом висел низкий оранжевый абажур. Свет горел почти всегда.
Шкаф отгораживал кусочек комнаты, где стояла кровать мамы с папой и моя кроватка, с деревянной загородкой. Бабушка спала на диване в другом конце комнаты. А няня Ася – на раскладушке у дверей.
На стене был портрет бабушкиного сына Лени, убитого на войне. По бокам – две вазочки с засушенными цветами. Еще было большое зеркало с подзеркальником. Перед ним прихорашивались бабушка и мама перед выходом из дома.
– Эта шляпка делает мне рост! – весело говорила бабушка. Она была невысокая.
Потом к зеркалу подходила мама. Бабушка на нее смотрела и говорила:
– Алла, это платье делает тебе фигуру!
Мама почему-то обижалась.
Потом, в самом начале 1957 года, мы переехали в другую квартиру, тоже коммунальную. Мне было уже шесть лет.
Квартира была полуподвальная, то есть окна были на уровне земли. Это и был «полуподвал», в отличие от подвала настоящего, где все окно – в глубокой зарешеченной выемке.
Дом наш был знаменитый. Улица Грановского, дом три. Сейчас называется Романов переулок. Сейчас этот дом – весь в мемориальных досках. Там жили маршалы, генералы и министры. Когда мы туда приехали, досок было поменьше. Потому что маршалы и министры были еще живы.
Как мы попали в такой дом? В «правительственный дом», как тогда говорили. Дело в том, что мамин папа – то есть мой дедушка Вася – был шофером в гараже Совета министров. Кстати говоря, сам гараж был в здании Манежа. Только потом там сделали выставочный зал. Так вот, мой дедушка возил разных начальников – и поэтому они с бабушкой Аней и с четырьмя детьми – в том числе и с моей мамой – когда-то давно получили комнату в полуподвальной коммуналке этого дома.
А потом их дети выросли и разъехались, остался только младший сын, мой дядя Валерий. Тогда дедушка Вася, бабушка Аня и Валерий получили комнату в новой квартире в новом районе. Квартира эта была тоже коммунальная – но маленькая, двухкомнатная.
А мы с мамой и папой переехали в их комнату. В квартиру, где прошло детство моей мамы.
Это была очень интересная квартира.
Хоть она была и полуподвальная, в нашу комнату по вечерам часа на два заглядывало солнце. И вообще она была гораздо веселее бабушкиной.
Те квартиры, которые были над нами, назывались «барскими». А наши – которые были в полуподвалах по всему дому – никак не назывались. Кстати говоря, они были точно такие же, как «барские», – а как же иначе, если они были точно под ними. С одной разницей – у нас не было выхода на парадную лестницу. Ход к нам был через кухню, которая выходила на черный ход.
Ну, и самая главная разница – в «барской» огромной отдельной квартире жила одна семья, а в наших коммуналках – сколько комнат, столько и семей. Шесть, семь или восемь. Потому что наши квартиры были для прислуги. В общем, так оно и было: там жили шоферы, электрики, водопроводчики, охранники и их дети.
Меня уже лет пятьдесят спрашивают:
– Дениска, Денис, Денис Викторович! А про кашу из окна – это правда?
Неправда.
Да, я терпеть не мог манную кашу. Но из окна я ее не выливал. Но не потому, что я был такой воспитанный или нерешительный. Я не сделал это по техническим причинам. Я же говорю – мы жили в полуподвале. Окно было высоко-высоко. Примерно на высоте роста взрослого человека. Подоконник был на уровне асфальта. Я не говорю «на уровне тротуара», потому что окно выходило во двор. Но все равно иногда видны были чьи-то ботинки, идущие мимо. Так что если бы мне и пришла в голову мысль выплеснуть кашу в окно, мне надо было бы встать на стул, забраться на подоконник – и я бы, конечно, обляпался сам.