– Посидите, присмотритесь, – показала нянечка на кресла.
Она, как и я, видела, что супруги пришли в невменяемое состояние.
Они сели, сложив руки на коленях.
– Вер ю? – спросила нянечка на чудовищном английском, но они ее поняли.
– Юнайтед Стейтс, – ответили подобострастно.
– Америка, – пояснила, на всякий случай, я.
– Надо же! – уважительно произнесла другая нянечка. – Ну, смотрите, у нас детки хорошие. Есть и другая группа.
Но ни Джудит, ни Дуглас не были готовы «смотреть», они были потрясены: вот так, прямо сейчас, надо сделать главный выбор в своей жизни!
И тут наступил «момент истины»: я вдруг почувствовала, что выбор надо сделать здесь и сейчас, и сделать этот выбор должна я.
– Мы можем здесь быть до вечера, – сказала я, но они не услышали меня.
Я ушла в другой конец игровой комнаты и села на стул.
Малышня, как металлические крупинки к магниту, тихонько приближалась к ним и ко мне.
Ко мне меньше.
«Надо же, крохи, а соображают, что папа с мамой лучше, чем одна мама».
Центр комнаты освободился, и стал виден малыш с огромной головой, сидящий на маленьких качелях. Он кривил слюнявый рот в беззвучном плаче, видно, не умел раскачать качели или хотел слезть. Но на него никто не обращал внимания. И когда я уже решила окликнуть нянечку, к качелям подошел мальчик, совсем маленький, и начал тихонько раскачивать. Гидроцефал тут же заулыбался, а маленький, лет трех, мальчик изо всех своих силенок тянул тоненькую штангу.
Я подошла к малышу, стала помогать, вглядываясь в курносое личико. Обычное детское личико с черными глазками.
– Как тебя зовут?
Он оставил качели, отошел к окну и спрятался за тюлевой занавеской. Занавеска была убежищем, защищавшем от волнения и смущения. Так и стоял там неподвижно, наверное, справляясь со страхом, уверенный в том, что не виден никому.
Но как только я отошла от качелей, он вышел из укрытия и снова принялся раскачивать уродца.
– Кто вон тот мальчик? – спросила я няньку.
– А это Степочка Марджанов, хороший мальчик, нашли на улице грудным… в луже.
– Этот мальчик наш, – сказала я громко и повторила по-английски: – Этот мальчик наш.
Дуглас и Джудит посмотрели на меня ошарашенно.
– Иди к нему, Дуглас, он похож на тебя, и он замечательный. Иди к нему.
И мистер Дойл встал и побрел к качелям как сомнамбула, следом за ним Джудит. Няньки молчали потрясенно.
Потом одна пролепетала: «Как-то вы быстро. Посмотрели бы еще».
Потом дети ели, потом у них был «тихий час», и Дуглас Дойл сидел возле кроватки Степана Марджанова и пухлым пальцем нежно гладил его по щеке и головке.
Мальчик замер, как пойманная птичка, но только счастливая птичка, потому что глазки его светились светом тихого счастья.
А рядом не спали тоже – завидовали, и так сильно, так безнадежно, что я не выдержала, сделала шаг, но мудрая нянечка показала: «Не надо!» И я ушла к директорше.
Директорша сказала, что у нее тоже усыновленный дома сидит уроки делает («надеюсь»), что проблем с бумагами не будет, у Степочки никого из близких нет, что, кажется, он здоров, что редкость в здешних местах, претерпевших радиационную катастрофу, что Дому ребенка очень нужен телевизор («Будет. И вообще все будет в порядке, вы меня поняли?»).
Вечером пили чай, я кипятила воду дважды, а Дойлы использовали фильтр. Их доверие к американскому военно-промышленному комплексу чуть не обернулось катастрофой.
Утром безотчетная тревога погнала меня к кирпичной пятиэтажке.
Дверь была не заперта. Джудит с бело-зеленым лицом сидела, согнувшись на диване. Из сортира доносились стоны Дугласа.
– Мы умираем, – сказала Джудит. – Но мы должны идти к Дагги…
С этими словами она бросилась на кухню. Ее стошнило в раковину.
«Господи, он уже Дагги», – только и успела подумать я.
– Надо вызвать «Амбуланс», Дагу очень плохо.
Вот как раз «Амбуланс» вызывать не следовало, я понимала, что их упекут в какую-нибудь жуткую инфекционную больницу или, не дай бог, в холерный барак. На всякий случай.
И тут я вспомнила, что Джудит – главная медсестра госпиталя в одном из восточных штатов.
– Ты взяла с собой аптечку?
– Конечно, но я не знаю, что с нами, надо сделать анализы, посев.
– Анализы делать не надо. Там есть такой укол, ну, знаешь, комбинированный на все случаи жизни?
– Есть.
– А виски у вас есть с собой?
– У Дага есть… «Джонни Уокер».
– Неважно. Укол и большую порцию виски.