Стиснув зубы, Вереск исподлобья следил за пальцами Мирта каждый час. И даже то, что его мастер инициации старается это кольцо надевать нечасто, не успокаивало. Было особенно обидно, потому что Вереск силу Мирта ещё ни разу не брал. И не просил. А ещё страшно завидно. Мирт чаще такой спокойный! Ему, Вереску бы, такой покой!
… И только сейчас, на кладбище, мальчишка догадался, почему мастер инициации время от времени закрывается от него. Вереск привык думать о том, что он может иной раз, в трудных для себя случаях, обращаться к Мирту за помощью. Но забыл, что связь идёт в обе стороны. Возможно, мастер инициации испытывает его, Вереска, чувства. И Мирту, привычному к покою, это как раз-таки очень тяжело. Хотя тоже — какой покой… Гарден, насколько успел заметить Вереск, до сих пор переходит в своё странное состояние, в котором отключается от внешнего мира. А Мирт наверняка из-за этого переживает… Вереск вздохнул.
А потом оглянулся, ибо, как сейчас выяснил, некоторое время стоял, обернувшись к Тёплой Норе, хоть её и не видно за деревьями и высокими кустами кладбища.
Игра… Она тоже как-то странно повлияла на него.
Он попал в команду Джарри. Как и братство, кроме Мирта.
Когда Ирма со своим дружком неожиданно для всех начала, как заправский снайпер, отстреливать противника, к которому относился и он, Вереск застыл, заворожённый её внезапной точностью, и даже громкая суматоха вокруг него не привела его в себя. Но, когда на него резко кинулся Колин и сбил с ног… Ярость вспыхнула такая страшная! «Этот оборотень позволяет себе!..» Додумать не успел: их обоих крепко взяли за воротники и так жёстко втянули по земле за защитный валун, что Вереск едва не выпал из куртки.
— Ну, что? — спросил запыхавшийся Джарри. — Живые?
И — эхом после его слов: над ним, падающим после удара Колина, летит порция краски, выпущенной из маркера Ирмы!
Ему помогли встать, и он мгновенно обернулся к сидящему всё ещё Колину, который побаивался вставать из-за тесноты за камнем. Протянул руку, за которую мальчишка-оборотень, не сомневаясь, вцепился. И снова эхо: кажется, Колин простил ему неудачное покушение на жизнь любимчика проциона?
… Оглянулся и замер.
Четверо магов тщательно выплетали в изголовье осевших от старости могил то, что разительно отличалось по цвету от серости унылого зимнего денька с вкраплением чёрного и тускло-белого. Казалось бы, бесконечное количество пентаграмм повисло в воздухе, наполняясь призрачным лиловым светом с живыми, легко перемещающимися внутри них потоками голубого и зелёного. На кончиках пентаграмм сияли солнечно-жёлтые круги, светящиеся крохотными ослепительно-белыми звёздами.
Вереск забыл, что надо дышать, забыл, что нужно моргать.
Странное сооружение напоминало какую-то башню, которую маги сосредоточенно достраивали. Причём вскоре, привыкнув к поразительному прозрачному строению, Вереск обнаружил, что чаще всего храмовники и учёный маг Понцерус обращаются с вопросами к Трисмегисту…
Вот они со всех сторон вписали в эту «башню» тонкие пронзительно-фиолетовые линии, которые поначалу выглядели суматошно пронизывающими магическую фигуру. Но вот Трисмегист выпрямился от основания «башни» и воздел руки над её вершиной. Фиолетовые нити взметнулись к его ладоням, а потом выстрелили вниз и в стороны. Получилось — теперь они, сами почти нереальные, держат всю композицию на себе.
Храмовники обернулись к Вереску. Трисмегист, вставший за «башней», молчал, опустив руки, безразлично и доброжелательно глядя на мальчишку сквозь сияние упорядоченного разноцветья. Тот сглотнул и, инстинктивно понимая, что должен делать, но всё же неуверенно пошёл к магической фигуре… В шаге от неё он всё-таки вопросительно поднял брови, глядя на эльфа-бродягу и видя только его. Трисмегист кивнул, и мальчишка, затаив дыхание, шагнул в «башню».
— Что бы ни случилось, не бояться, — монотонно предупредил его старый эльф.
Теперь Вереск не мог думать больше ни о чём, кроме как о прячущейся в нём демонической сущности. Но думалось тоже как-то странно. Тем же эхом. Он вспоминал, как ушёл из Тёплой Норы. И почему. Равенство. Когда он понял, что его уравнивают с оборотнями и даже с троллями. Он смотрел на Коннора и поражался, почему самый сильный маг в Тёплой Норе, а то и во всём городе ведёт себя так, будто он самый обычный мальчишка. Он бы, Вереск, на его месте потребовал к себе соответствующего отношения. Он, будучи сильным и умным, как Коннор, мог бы отомстить всем тем вампирам, которые заняли их дом и заставляли его сестру, Космею, работать там, где должен работать тролль. Он бы отомстил всем и занял бы дом заново. И заставил бы этих вампиров работать на него. С магической силой Коннора и его умениями это было бы так легко сделать! А Коннор продолжал учиться и смеялся тогда, когда неудачно шутил Колин. Восхищался скульптурками Кама (впрочем, за благоговейные изображения Космеи Вереск снисходительно относился к троллю)…