«Старый Лондон, — подумала Милена-режиссер. — Скрипит, а живет».
Ее взгляд непроизвольно остановился на вывеске по соседству: человек падает физиономией вниз.
«Да это же “Летящий орел”, — мысленно воскликнула Милена Вспоминающая. — Интересно, это еще до того, как я покинула Раковину, или уже после? Когда-то тогда я и забрела опять к “Орлу”».
В пабе было сумрачно и тихо — а к тому же и пусто, несмотря на обеденное время. Хотя томиться в этой затхлой духоте — форменное мучение. Пол был более-менее подметен, хотя на столах по прежнему виднелись кольцевидные следы от кружек. В углу кто-то сидел; кто именно — не разобрать из-за теней, из-за грязи. Но вот лицо медленно повернулось — бледное, какое-то шишковатое, покинутое.
— Люси? — изумилась Милена-режиссер. — Люси! Ты меня узнаёшь?
На Люси была все та же одежда, что и во время первого визита Милены в «Орел», только окончательно утратившая форму и цвет.
— Че? — буркнула Люси, поднимая глаза.
Она плакала. Слезы тихонько струились по сморщенным как печеное яблоко старческим щекам, застревая и теряясь между морщин. Впечатление такое, будто так же между ними терялись и глаза.
У Милены сердце зашлось от жалости, настолько потерянное выражение было сейчас у Люси.
— Милая, хочешь, я возьму тебе чего-нибудь выпить? — участливо спросила Милена. Теперь у нее водились деньги, и она могла себе позволить.
Лицо у старушенции исказилось гримасой.
— Бе! — крякнула она, подавшись вперед. В этот момент она чем-то походила на сердитую игуану. Затем лицо приняло прежнее потерянное выражение. — Я есть хочу! — обидчиво буркнула она и смахнула со стола кружку.
— Давай я тебе какой-нибудь еды возьму, — поспешила предложить Милена.
Она подошла к стойке, за которой высился мясистый бармен. Глаза его недружелюбно скользнули по Милене: по ее безупречно белой одежде, по новым кожаным сандалиям, ухоженным волосам. Этот взгляд ей последнее время доводилось ловить на себе не раз; видимо, так народ реагировал на партаппаратчиков.
— Ба-а, ба-а, — заикаясь, выдавил он, — ба-абки гони, за кру-у… кру-у!
«Ну вот, еще один. Бедолага, — подумала Милена. — Очередная жертва загадочной болезни. Уже третий за последние двое суток. Маркс и Ленин, неужели зараза эта на всех переползет?»
— За кружку, — закончила она за него и заплатила двойную цену. Отходя от стойки, Милена чувствовала, как тот сверлит ее спину глазами.
«Ох уж эти изменения, — мысленно вздохнула она, — люди от них добрее не становятся».
Она возвратилась к Люси.
— Пойдем, милая, — пригласила она, запахивая газовый шарфик, — найдем где-нибудь кафе, посидим.
— Ага, посидим. Сейчас и жрачки-то нигде не найдешь, — проворчала Люси. — Только будки эти с пережженными лепешками. Сожрешь одну, так потом не пробздишься. Индусы хреновы. Бе. Да из них в жару никто и не работает: сворачивают лавочку и сидят, в носу ковыряют под навесом.
— Мы куда-нибудь поприличней пойдем, милая.
Вид у Люси был отчаянно беспомощный.
— А ты кто?
— Мы с тобой встречались. Правда, только раз, — напомнила Милена.
Люси настороженно подалась вперед.
— Ой, а где я?
Милена объяснила.
— А который нынче год?
Милена сообщила и это.
— Вот ведь черт, — жалобно протянула Люси и снова заплакала. — Черт его дери! Все вьется и вьется веревочка, никак кончиться не может, — всхлипнула она, перебирая пальцами.
— Бедняжечка, лапонька ты моя. — Милена, опустившись рядом, попыталась взять в руки ее ладони — даже в жару холодные как ледышки, шишковатые и удивительно легкие.
— А я думала, ты моя дочка. Ее-то, наверно, теперь уж и в живых нет.
«Где сейчас ее друзья? — подумала Милена. — Почему она одна?»
— А где Старичок-Музычок? — спросила она.
Люси со строптивым видом высвободила руки.
— Я ему что, сторож, что ли? — ответила Люси, высокомерно воздев голову. — А он что, твой дружок? — спросила она бдительно.
— Нет. Я думала, твой.
— Видали мы таких дружков, — с гордым видом сказала Люси.
«Понятно. У них размолвка. Вот почему она в печали».
— Ну что, милая, пойдем, все же где-нибудь перекусим.
— А ты кто? — снова спросила Люси.
— Я подруга Ролфы.
Лицо старушки сделалось мечтательно-нежным.
— A-а, Ролфа. Вот это была душка. Померла, наверно?
— Нет, — ответила Милена, а сама подумала: «Хотя в каком-то смысле да». — Ну что, пойдем в кафешку, и я тебе все про нее расскажу.