— Леди, не беспокойтесь, мы достанем ваш кошелек, достанем ваши деньги, — участливо говорил кто-то поблизости.
Барабанную перепонку сотрясала какая-то дрожь, постепенно перешедшая в голос.
— Что, Милена, не нравится свет? Правда глаза колет? Вот он каков, свет правды!
Плотно зажмурив глаза, Милена заткнула себе еще и уши.
В ноздри, судя по ощущению, залетела мушка. Нет, не мушка. Опять голос, зудящий, резонирующий в носовой перегородке, щеках и ушных пазухах.
— Уши заткнула. Глаза закрыла. Думаешь, так от беды укроешься? Учти, это только начало, — зудел голос. — Ты пойдешь в Зверинец, Милена. Пойдешь и скажешь, что тебе для работы над «Комедией» нужна Троун Маккартни.
Голос исчез подобно призраку.
Милена открыла глаза. Щеки были скользкими от слез, перед глазами по-прежнему висела пурпурная пелена.
«Она ж меня чуть не ослепила», — поняла Милена.
— Где мои деньги? — спросила она. — Там сколько-нибудь осталось?
Вирусы делали людей безукоризненно честными.
— Да, да, леди, разумеется. Мальчики за ними ныряли. Кое-что удалось найти, — сказала та симпатичная девушка с цветком, вдавливая мокрые монеты Милене в ладонь.
— Этого хватит на лодку или на такси? — шмыгая носом, спросила Милена. — Я ничего не вижу!
От страха и отчаяния голос у Милены срывался на плач.
«Черт бы ее побрал! Я у нее сейчас танцевала как марионетка».
Милену участливо поддерживали с боков.
— Да, да, конечно хватит, — успокаивало ее разом несколько голосов.
— Мне надо кое с кем увидеться в Зверинце, — шепотом сказала Милена. — Может, там мне помогут.
Чувствовалось, как ее осторожно ведут в другую лодку.
— Боже мой, — послышался обеспокоенный голос мисс Уилл. — А как же мои фрукты и каштаны?
— Ничего-ничего, вы можете заплатить за них позже, — успокоила ее девушка с цветком.
«Ага, жди, заплатит она тебе».
Сочувственные руки препроводили ее в другую лодку, сунули под спину подушку.
Качнулась лодка, отходя от причала, и, набирая ход, пошла на открытую воду. В ухе ожило знакомое зудение, снова ставшее голосом.
— Вот молодец, хорошая девочка, — обратился он к ней, как к собаке, — умница, Миленочка. Всегда хочет сделать как лучше. Ну просто загляденье.
Милена откинулась на подушку и глубоко, со всхлипом вздохнула.
«Мне нужен платок, завязать глаза, — подумала она. — И затычки в уши».
На носу лодки зазвучала песня:
«Это же тот мальчик, — догадалась она. — Тот самый, что привез меня сюда».
«Больна? Почему больна?»
— Ты что у нас, певец? — спросила она как бы в шутку. Еще неделю назад он им не был.
«Как, уже и здесь? Болезнь добралась и сюда? — невесело подумала Милена. И вдруг ее пронзила мысль: — А ведь, кроме меня, сюда никто не приезжал. Может, именно я и привезла заразу?»
— Что ж, тогда пой, — сказала она мальчику.
«Зараза, — послышалось в ухе. — Ты и есть зараза».
ВСЮ ДОРОГУ, пока они плыли по Болоту, мальчик пел. Истощив весь свой репертуар, он начал просто выводить мелодии без слов — словно воспевая красоту мира, которого Милена не могла больше видеть. Приоткрыть веки она рискнула лишь раз; перед глазами мелькнула синяя вода и серебристо-серые камыши. Затем свет перед глазами начал рассеиваться, расплавляться в бесформенную маслянистую массу. В ее глазах сидела Троун.
— Что, любишь азартные игры? — прошептал вкрадчивый голос.
«Для того чтобы создавать образы, необходимо зрение, — прикидывала Милена. — Она может помешать мне делать голограммы. Вообще не дать заниматься “Комедией”. Ну и что? Главное, постановка уже запущена. В крайнем случае могу пойти к Мойре Алмази и попросить снять меня с режиссуры: мол, выдохлась — и передать работу кому-нибудь другому. Но тогда Троун может их уговорить взять себя в качестве техника. А это меняет дело. И опять же нет гарантии, что она перестанет меня истязать.
Надо найти какой-то способ защищаться. Неужели никак нельзя заблокировать свет, сбить ей фокусировку?»