ты мне знаешь тоже как нибудь отписывай — у меня никогда не было друга суслика и вообще хотелось бы знать как ты там это все пережила
твоя
гортензия пэтель
эй — я не знаю как тебя звать — я щас просто дам это письмо своей служке за дверью пускай тебе отнесет
«Улыбаться, — подумала Милена. — Благодаря ей я могу улыбаться. Как в свое время благодаря Ролфе».
— Джек, ты не подождешь минуточку? — попросила она. — Я сейчас быстренько напишу ответ.
Тот учтиво поклонился и сел, соблюдая тишину. Во всех этих словесных штампах надобности не было.
И Милена написала на обратной стороне карточки:
Я и сама никак в толк не возьму, как мне до сих пор удается быть Сусликом. Меня зовут Милена, но по какой-то причине друзья начали меня звать Ма. Спасибо за то, что держите меня в курсе. Скажите Зои, что я извиняюсь.
Внизу письма Милена подписала: «С любовью». Это Джекоб, прежде чем уйти, отметил одобрительным кивком.
На подоконнике лежал тот самый большой серый фолиант. Милена потянулась за ним, но он как будто сам упал ей на колени. «ДЛЯ АУДИТОРИИ ВИРУСОВ», — гласила приписка под названием. Ох, Ролфа. Что же это означает? Милена взглянула на бисерную паутинку нот, которые, словно пытаясь спрятаться от нее, ежились между строк. Большинство из них было написано красным, но там, где прямая речь, цвет был черным. Что это означает, Ролфа?
Комедия с ее мистериями — вот единственное, что она оставила после себя, после своего ухода. Милена взяла серый фолиант, сунула себе под мышку и отправилась на аудиенцию к Смотрителю Зверинца.
— Что ж, мисс Шибуш, — проговорил Министр. Он жутко простыл и говорил с трудом; даже суставы как-то припухли. — День выдался действительно памятный, не так ли?
— Я извиняюсь, — прошептала Милена.
— От Семьи нами была получена нота протеста. Мы на нее отреагировали нотой извинения.
— Она теперь дома, — сказала Милена.
— М-м, — протянул Смотритель. Он не мог даже повернуть голову, сидел как заржавленный. — Получается, ее музыка для нас потеряна?
— Они ее теперь к нам не выпустят. Обвиняют нас в том, что мы подвергли ее такой болезни, — честно сказала Милена.
— Что ж, — вздохнул Смотритель, неловко шевельнувшись. — Если потребовалась такая сверхдозировка вируса, то, может, оно и к лучшему, что она останется у себя дома.
— Мы разрушили ее сущность, — констатировала Милена наихудший из возможных диагнозов, как будто, сказав это, она делала этот диагноз неверным.
— Тогда это трагедия, — коротко заметил Смотритель.
«Нет, это не так».
— У нас по-прежнему остается это. — Милена предъявила фолиант «Божественной комедии».
— Но она не оркестрована, — заметил Смотритель.
— Ее можно оркестровать, — заявила Милена.
И без того узкие глаза сузились еще сильнее.
— Вы вышли из доверия, мисс Шибуш.
— Дело не во мне.
У Министра слезились глаза, и он время от времени крупно моргал.
— Сколько здесь часов музыки?
В поэме было сто песен, по полчаса каждая. Милена предварительно их все для себя уже пропела.