— Ну что, полакомимся дефицитом, — Алёна, распробовав рыбку, уверенной рукой нагребла себе полную тарелку.
— Это, наверное, только в Москве дефицит, — ответила Катя, — рыбаки Тухольма только копченой рыбки выдают отечественной торговле что-то около двадцати тысяч тонн в год. А еще они делают кильку в томатном соусе, кильку пряного посола — вот те можно считать хоть каким-то дефицитом, так как у них ни пряности, ни помидоры не растут. А копченая — ее просто делают с ноября до марта, пока рыба достаточно жирная и голодная.
— А голодная-то зачем? — удивилась Алёна.
— Затем, что дерьма в ней нет, — аж хрюкнув от удовольствия, ответила Катя. — И зимой она мягкая, а вот раннюю осеннюю и весеннюю рыбку как раз пускают на кильку в томате или солят. Честно говоря, я удивляюсь нашим снабженцам, ведь если Эфиопию и Америку не считать, то в Тухольме коптят по килограмму шпрот на человека в год. Это включая убеленных сединами старцев и грудных младенцев…
— Представляю какая там вонища и дымища зимой стоит!
— Нет, не стоит, — ответила, пережевывая очередную рыбку, Брунн. — У них в городе в основном сами рыбаки водятся, а коптильни — кроме той, что на консервном комбинате — они все по деревням прибрежным раскиданы. А что до Москвы копченый шпрот не доходит — это понятно, всю рыбу по дороге народ съесть успевает. Вкусно же! Кать, а вот так, в ящике, рыбка долго хранится? Я бы заказала, но десять килограмм мне сразу не съесть.
— Заказывай, мы к тебе в гости зайдем и поможем, — хихикнула Лера. — Я тоже закажу и в холодильник ящик поставлю. Надеюсь, неделю-другую простоит…
— Не простоит, — ответила ей Алёна, возвращаясь от ящика к столу с пустой тарелкой. — Кать, у тебя сейчас внуков здесь сколько, человек шесть всего? А уже рыбки-то больше и нет…
— А в магазинах только мороженой кильки много, но она и в жареном виде мне нравится, — сообщила Катя-младшая. — Вот только жарить ее времени часто не хватает…
Мороженая килька поставлялась не из Тухольмы, ее активно ловили и германские рыбаки — и вот они предпочитали улов просто замораживать. После того, как Курт разработал проект малого рыболовного траулера, которые стали строить и в Тухольме, и в Киле, балтийской рыбы появилось много. Вообще-то Курт «изобретал» — по результатам первой экспедиции за океан — «более мореходный спасательный катер», но оказалось, что если на такой катер поставить лебедку для трала и еще кое-что по мелочи доработать, то получается небольшой, но очень простой в постройке и эксплуатации траулер. А когда эти траулеры снабдили морозильниками и в Твери начали выпуск вагонов-рефрижераторов, морской рыбы появилось много уже везде. Потому что профессия рыбака стала с одной стороны попроще, с другой — попрестижнее (ведь теперь один рыбак мог прокормить уже сотни людей на берегу), а в результате и самих рыбаков тоже заметно прибавилось. Собственно, из сотни новых школ почти четверть была выстроена в новых городах, появившихся на южном берегу Балтики от Наровы до Киля — городах, жители которых главным образом ловили и перерабатывали рыбу или обслуживали рыболовецкие суда.
Причем ловилась в Балтике далеко не только килька, одной трески рыбаки вылавливали больше пятидесяти тысяч тонн, а седелки — еще вдвое больше. Однако Гриша считал, что рыбы в море ловится недостаточно — не в Балтике, а во всех морях, так что Госпланом были подготовлены программы по освоению уже Охотского и Японского морей (ну и Тихого океана вообще). И в рамках этой программы в новом городе Фокино неподалеку от строящегося металлургического завода в Большом Камне ударными темпами строилась новая верфь, на которой должны были массово выпускаться траулеры Курта.
Еще одна верфь, в необходимости которой никто не сомневался — там планировалось строить уже крупнотоннажные суда — все еще «находилась в стадии обсуждения». Точнее, в Госплане (и других причастных организациях) бурно обсуждался вопрос «а где именно её строить». Вариантов было множество: и в пока еще планируемой Находке, и в будущей Корее, и в «ассоциированной» части Китая. Однако окончательное решение так пока принято и не было…
В начале марта триста третьего года, после того как очередное совещание так и не пришло к окончательному выводу о том, где, когда и какими силами будет строиться новый судостроительный завод, Никита зашел к Кате-старшей. Исходя из той простой мысли, что завод — это стройка, а у «главного архитектора» по поводу именно стройки могут оказаться свои, причем достаточно серьезные соображения: