– Любой растящий ребенка не испытывает недостатка в физическом прикосновении, – отвечает Элена.
– Под физическим прикосновением я понимаю другое. Я имею в виду любить и быть любимым. Я имею в виду спать с кем-нибудь по ночам. Не скучаете по такому?
– Скучаю ли? Я не из тех, кто страдает воспоминаниями, Симон. То, о чем вы говорите, кажется очень далеким. А если под сном с кем-то вы подразумеваете секс – еще и странным. Странно о таком беспокоиться.
– Но ведь ничто не делает людей ближе, чем секс. Секс мог бы сделать вас и меня ближе. К примеру.
Элена отворачивается.
– Фиделито! – кричит она и машет. – Иди сюда! Нам пора!
Ему кажется, или щеки у нее вспыхнули?
Что правда, то правда: Элена привлекает его лишь едва. Ему не нравится ее костлявость, ее тяжелая нижняя челюсть и торчащие зубы. Но он мужчина, она – женщина, а дружба детей все равно их связывает. И вот, хоть вежливые отставки следуют одна за другой, он продолжает позволять себе некоторые вольности, вольности, которые, кажется, скорее забавляют ее, нежели злят. Хочешь не хочешь, он постепенно соскальзывает в грезы о том, что какой-нибудь зигзаг удачи приведет Элену в его объятия.
Зигзаг удачи принимает вид отключения электричества. Электричество по городу отключают нередко. Обычно о нем объявляют за сутки и устраивают либо в четных, либо в нечетных квартирах. В Кварталах они случаются в целом здании, по расписанию.
В этот вечер, о котором идет речь, объявления не было, но в дверь стучит Фидель и спрашивает, можно ли ему поделать домашнее задание у них, поскольку в их квартире нет света.
– Вы уже поели? – спрашивает он у мальчика.
Фидель качает головой.
– Давай-ка сбегай к себе, – говорит он. – Скажи своей маме, что я вас приглашаю на ужин.
Ужин, который он им предлагает, – всего лишь хлеб и суп (перловка с тыквой, сваренная с банкой фасоли, – ему еще предстоит найти лавку, торгующую специями), но получается хорошо. Домашнее задание Фиделя вскоре готово. Мальчики усаживаются с иллюстрированными книжками, но тут вдруг, словно срубленный под корень, Фидель засыпает.
– У него так с младенчества, – говорит Элена. – Ничто его не разбудит. Отнесу его домой и уложу. Спасибо вам за ужин.
– Не ходите вы в ту темную квартиру. Оставайтесь на ночь. Фидель может поспать с Давидом. Я на стуле. Я привык.
Это вранье – он не привык спать на стуле и сомневается, что человек способен заснуть на их кухонных стульях с прямой спинкой. Но он не дает Элене возможности отказаться.
– Где ванная, вы знаете. Вот вам полотенце.
Когда он сам отправляется в ванную, она уже лежит в постели, а мальчики спят рядышком. Он заворачивается в лишнее одеяло и выключает свет.
Некоторое время царит тишина. Затем она заговаривает во тьме:
– Если вам неудобно – а я уверена, что так и есть, – я могу подвинуться.
Он ложится к ней в постель. Тихонько, скрытно занимаются они сексом, не забывая, что дети спят на расстоянии вытянутой руки.
Все не то, на что он надеялся. Она не вкладывается в это душой, он это сразу чувствует, а его резерв накопленного желания, как выясняется, – иллюзия.
– Понимаешь, что я имела в виду? – шепчет она, когда все кончено. Она проводит пальцем ему по губам. – Это нас не двигает вперед, правда?
Права ли она? Стоит ли ему принять этот опыт близко к сердцу и попрощаться с сексом, как, похоже, сделала Элена? Быть может. И все-таки даже просто обнимать женщину, пусть она и не ослепительная красавица, – волнующе.
– Не соглашусь, – бормочет он в ответ. – Вообще-то, я считаю, что заблуждаешься. – Он умолкает. – Ты когда-нибудь спрашивала себя, не слишком ли высока цена, которую мы платим за эту новую жизнь, – забвение?
Она не отвечает, но поправляет белье на себе и отворачивается от него.
Хоть они и не живут вместе, после той общей ночи ему нравится думать о себе и Элене как о паре – или как о без пяти минут паре, а значит, их сыновья – братья. Или сводные братья. Они все больше привыкают ужинать вчетвером, на выходных ходят по магазинам или на пикники, или делают вылазки за город. И хотя они с Эленой больше не ночуют вместе, она время от времени, когда мальчиков нет рядом, позволяет ему заниматься с ней любовью. Он начинает привыкать к ее телу, к торчащим бедренным костям и маленьким грудям. Ясно, что у нее к нему почти нет сексуального чувства, но ему нравится думать, что их занятия любовью – терпеливая протяженная реанимация, возвращение к жизни женского тела, которое, считай, умерло – неведомо почему.