Когда телега со священником скрылась за холмом, мама, прижавшись лбом к оконному стеклу, задумчиво глядела в сад, где на пригорке рядами цвели желтые тюльпаны тетки Гелены. Этот сад был теткиной гордостью. Ряды тянулись ровные, как по ниточке, и во всей деревне, верно, не было тюльпанов прекрасней. Нам показалось, что мама радуется, глядя на них. А может, в эту минуту она и не видела их. Думала о чем-то своем.
И скорее для себя, чем для нас, повторила:
— Почему они так боятся этого слова?
После первых цветов наступила пора первых грибов. Люди ходили по грибы с корзинками. Мы тоже собрались.
— Дети! Дети! — услышали мы однажды. Это был голос дяди Данё Павкова.
Мы выбежали в сени.
Мама высунулась во двор и как-то выжидательно поглядела на пристенье. Но, кроме дяди Данё, там никого не было.
— Мне показалось, что муж воротился, — взволнованно сказала она и прижала руку к сердцу. — Такая радость, пожалуй, человеку и не под силу. Я даже представить не могу, что было бы, появись он в дверях. — Она задумалась. — Мы не виделись целых четыре года, и письма от него приходили очень редко. Уму непостижимо, что столько лет прошло в одиночестве и таких страданиях. Но все забылось бы, только бы он воротился. Я ни о чем другом и не думаю. Оттого и смутил меня ваш голос.
— Ну, ну, — кивает головой дядя Данё, — все будет ладно. А сейчас пойдем-ка мы с детьми по грибы. Сколько их вылезло на опушке после дождя, хоть телегу подавай. Сва́рите хорошей грибной похлебки. Отпусти их со мной, я хочу срезать сушину для посоха.
Мы тотчас повскакивали и кинулись искать подходящую для леса одежду и обувь.
Бетка осталась дома помогать маме.
Людка держала в руках корзину. У меня с братиком за спиной висели полотняные сумки.
Мы неслись вверх по Грунику словно коньки-горбунки. Нас влекла к себе зелень, птичий гомон и запахи хвои. С какой радостью мы сменили наш тесный маленький двор на просторы выгона и лугов! Мы бегали по тропкам, словно всполошенные серны, пробовали плоды терновника и шиповника, так и не тронутые на кустах суровой зимой. В траве мы отыскивали жуков и криками вспугивали птиц. Когда они вылетали из гнезд и нам удавалось хорошенько их рассмотреть, восторгу нашему конца не было. А Людка никогда не упускала случая похвастаться тем, сколько гнезд разорили они с ребятами прошлым летом. Однажды дедушка с верхнего конца поймал для меня перепелку. Он думал, что это доставит мне бог весть какое удовольствие. Но мне не хотелось мучить птичку, и я отпустила ее.
— Пусть живет, — сказала я и тихонько следила за ней — мне хотелось подглядеть, как она радуется.
Людка долго подтрунивала надо мной: раз я отпустила птицу, значит, нет во мне ничего от нашего дедушки, знаменитого охотника.
Когда мы бродили по лугам, она не оставляла в покое ни одного муравейника. В каждый тыкала палку, а иногда и преспокойно разоряла его. Братик с увлечением следил, как муравьи обороняются и быстро переносят в безопасное место белые, похожие на очищенное пшеничное зерно, личинки. Людка не поленилась даже сбегать к ручью и намочить в нем ветку. Потом мокрую сунула муравьям. Взобравшись по ветке, они густо облепили ее и сновали вверх-вниз. Потом Людка стряхнула их и дала нам облизать ветку. Она была кислая, словно кто-то смазал ее уксусом. Нам очень хотелось знать, что же произошло с веткой. Но Людка сделала вид, будто это необыкновенная тайна. Ей нравилось дразнить наше любопытство: вот, дескать, она могла бы сказать нам, а не сказала.
Наконец мы добрались до леса. Там росли такие высоченные ели, что их верхушки нельзя было даже разглядеть. Над елями кружили ястребы. Тут же журчал ручей. По берегам его было болото с бесчисленным множеством воловьих следов, поросших мохом, травой и калужницей.
У ручья дядя Данё сказал нам:
— Дети, вы останетесь тут на лужайке. Повсюду, где увидите в траве темно-зеленые полукруги, растут опята. Ага, вот в двух шагах от вас первый такой. Ну-ка, живо за дело!
Мы словно козы подскочили к первому полукружью и наперегонки стали собирать грибы в корзинку и сумки.
Данё еще раз крикнул нам с опушки леса:
— Я тут неподалеку. Вот, — показал он рукой, — только этой сушине подрежу жилки.
Мы поглядели на высохшую лиственницу, ее голые ветки краснели среди буйной зелени.
Мы взапуски перебегали с места на место. Сорванные опята благоухали, и наши сердца колотились от радости, словно колокольчики. Нас только чуть огорчил Юрко, который сжал в руке вместе с опенком кустик чертополоха. Колючки поранили палец, и на нем выступили две капельки крови с булавочную головку. Из-за этого он поднял такой крик, что мы не знали, как его успокоить.