— Ну что, внученька, — бабушка подмигнула, глаза ее блеснули озорством, — думаешь, я не знаю, куда ты собралась?
Регина улыбнулась. В этом доме ничего нельзя было утаить — казалось, сами стены впитывали каждый шепот, каждую тень прошлого.
— Ты уже всех своих учителей повидала, — продолжила Марта, отхлебывая душистый чай. — И Маркуса знаешь, и Волка старого, и домового нашего. Да и мне пора немного отдохнуть.
Волк хмыкнул — то ли в шутку, то ли соглашаясь.
— В жизни всегда наступает момент, — бабушка положила руку Регине на запястье, — когда нужно оставить дом и отправиться в мир. А ты, моя дорогая, готова. Слишком много в тебе силы для одной деревни, слишком много дорог для одной судьбы.
В ее голосе не звучало ни тени сомнения — это было утверждение, произнесенное с той непоколебимой уверенностью, которую дает лишь жизненный опыт.
— Готова ли я? — Регина посмотрела на Волка.
Тот качнул головой:
— Готовность — не в уверенности. Готовность — в принятии неизбежного.
Жека фыркнул с печи:
— И мне на тебя нечем больше жаловаться. Научила тебя все-таки бабка мудрости да порядку. Ну, если что — я печку сам поправлю. Не переживай.
Бабушка рассмеялась — низко, каким-то древним смехом, что эхом отдавался в стенах дома.
— Наш род никогда не боялся перемен, — она достала из буфета старую фотографию. На ней были женщины разных поколений, все с одинаковым прищуром и озорством в глазах. — Мы всегда были путешественницами. И знахарками. И хранительницами.
Регина чувствовала: этот вечер — не просто прощание. Это передача эстафеты.
— Когда вернешься, — бабушка снова подмигнула, — привезешь нам не только городские истории, но и свою новую магию.
За окном медленно опускалась ночь. Дом вздыхал, скрипели половицы, мерцал огонь в печи. И в этой тишине было больше слов, чем мог выразить человеческий язык.
Ночь опустилась на дом мягким бархатным покровом. В тишине, прерываемой скрипом половиц и тиканьем старинных часов, Марта подозвала Регину к старому резному комоду — реликвии, что хранила семейные тайны много десятилетий.
— Иди сюда, внученька, — голос бабушки был тих, но в нем звенела та особая интонация, которая всегда означала что-то важное.
Верхний ящик открылся с легким скрипом — словно сам комод не хотел расставаться со своими сокровищами. Внутри, среди старых писем, сушеных трав и выцветших фотографий, лежала старинная шкатулка из красного дерева.
— Это тебе, — Марта протянула шкатулку. — Семейная реликвия, что передается от матери к дочери уже четыре поколения.
Регина открыла — внутри серебряное колье. Не просто украшение, а настоящий артефакт: тонкая цепочка, на которой висел кулон из горного хрусталя. Внутри камня, если присмотреться, танцевали едва заметные линии — то ли трещины, то ли магические письмена.
— В этом камне — память нашего рода, — бабушка коснулась пальцем кулона. — Он не будет тебе мешать, но всегда напомнит, откуда ты родом.
Волк, который до этого дремал у печи, поднял голову. В его глазах отсвечивала целая библиотека молчаливой мудрости.
— Когда вернешься, — Марта улыбнулась, — ты принесешь нам не только мудрость города, но и свою магию. Каждый наш род живет не только памятью предков, но и открытиями потомков.
Жека, домовой, фыркнул с печи:
— Только городскую пыль не забудь вытирать! Магия — она везде магия, даже в уборке.
Регина надела колье. Серебряная цепочка легла на шею так естественно, будто всегда там и была. Горный хрусталь чуть заметно засветился — еле уловимым внутренним сиянием.
— Ты готова, — сказала бабушка. Это было не вопросом. Это было утверждением.
За окном поднимался ветер. Старый вяз за крыльцом шевелил ветками — словно провожал ее в дорогу. И в этом движении было больше напутствия, чем в сотнях человеческих слов.
Регина чувствовала: ее связь с домом не рвется. Она трансформируется. Становится чем-то большим, чем простое физическое присутствие.
Следующим утром Регина стояла на ступеньках дома, в последний раз оглядывая все, что было ее миром. Дом утопал в мягком свете утра: деревянные стены, покрытые мхом; тропинка, уходящая в лес. Здесь она выросла, научилась слушать шепот деревьев, понимать язык ветра и доверять себе.
Она сжала в ладони кулон, подаренный бабушкой, словно черпая из него уверенность. Рядом тихо стоял Волк, его янтарные глаза следили за каждым ее движением. Домовой прятался за окном, притворно безразличный, но его взгляд выдавал неподдельную заботу. А бабушка, укутанная в шерстяную шаль, стояла чуть в стороне, молча наблюдая за внучкой. Ее глаза, выцветшие и мудрые, пронизывали насквозь, как будто уже знали, что скажет внучка.