У Эллин сжалось сердце. Лицо мужа было таким усталым, заботы проложили еще вдобавок и глубокие складки у рта.
«Бедный Джеральд!» — подумала Эллин.
Мужчина почувствовал на себе взгляд жены и попытался улыбнуться. Но эта улыбка получилась какой-то вымученной и даже страшной, потому что лицо Джеральда было перепачкано сажей, как будто он вернулся с большого пожара.
Внезапно мистер О’Хара сунул руку в карман и вытащил оттуда насекомое. Он держал его перед собой за лапку.
Эллин отшатнулась.
Но Джеральд вдруг обратился к саранче:
— Твои лапы сильные, как стальная пружина, — проговорил он вполне добродушно.
И это простое обращение и нехитрые слова словно образумило Эллин. Она вдруг поняла, что саранча — тоже божья тварь, которая тоже хочет есть, жить, которой тоже нужно плодиться.
А потом Джеральд О’Хара, хоть он вот уже четыре часа воевал с саранчой, давил, кричал на нее, сметал в большие кучи и сжигал, подошел к двери осторожно выпустил саранчу к другим, как будто боялся сделать ей больно.
И это внезапно успокоило и Эллин, и Скарлетт. Они обе внезапно приободрились.
— А зачем отец выпустил саранчу? — шепотом спросила Скарлетт у Эллин.
Мать пожала плечами.
— Отец добрый, — сама ответила на свой вопрос Скарлетт.
— Дай-ка мне еще виски, — обратился Джеральд к Эллин и устало опустился на трехногий табурет.
Та бросилась к буфету и поставила перед ним бутылку.
А в это время там, за домом, среди урагана беснующейся саранчи, рабы колотили в гонг, подбрасывали в костры сырые листья, все с ног до головы облепленные насекомыми.
Видя это в окно, Эллин содрогнулась от отвращения.
— И как только им не противно, когда они садятся на тело? — спросила она мужа.
Джеральд осуждающе посмотрел на нее.
— А что остается делать? Человек ко всему может привыкнуть, даже к этой гадости.
И Эллин внезапно оробела точно так же, как и тогда, когда впервые приехала в Тару. И муж тогда словно бы впервые увидел ее в другом свете. Ее, горожанку, с завитыми волосами, с отполированными острыми ногтями…
«Может, и мне не будет со временем противно, когда саранча сядет на меня?» — подумала Эллин.
Пропустив стаканчик-другой, Джеральд О’Хара вернулся к месту боя, пробираясь среди сверкающих коричневых полчищ саранчи.
Уже прошло пять часов с того времени, как стая опустилась на земли Тары. Через час должно было сесть солнце. Тогда опустится на землю и вся стая. Она висела над головами людей все такая же плотная, деревья сплошь были покрыты сверкающими коричневыми наростами.
Эллин плакала. Никакого просвета. Саранча, саранча, саранча, словно пожар. И Сьюлен и Кэрин плакали наверху, прижавшись к Мамушке. А та пыталась их успокоить.
Но шелест полчищ саранчи напоминал шум большого леса в бурю. По крыше словно дождь барабанил, земли не было видно, по ней текли блестящие коричневые потоки. Того и гляди, людей проглотит отвратительный коричневый водоворот.
А Скарлетт, сидевшей с матерью на кухне, казалось, что крыша может провалиться под тяжестью саранчи, дверь не выдержит ее напора, и насекомые наводнят дом. Они ворвутся, и заполнят собой все — кухню, гостиную, спальню, коридоры. Весь дом будет полон шуршащими насекомыми.
Становилось совсем темно.
Эллин взглянула в окно на небо. Воздух стал прозрачнее, среди темных быстрых туч показались просветы. Эти голубые кусочки неба были прохладные и хрупкие. Солнце, должно быть, садилось.
Сквозь саранчовую завесу она увидела приближающиеся фигуры.
Впереди группы рабов бодро шагал Джеральд. За ним управляющий, измученный и осунувшийся. Позади шли негры. Все они с ног до головы были покрыты саранчой. Грохот уже прекратился и женщины слышали только шелест неисчислимого множества крылышек.
Джеральд и Джонас стряхнули с себя на крыльце насекомых и вошли в дом. Джеральд, немного поколебавшись, подозвал к себе двух рабов и отдал им приказание выкатить из подвала всем работникам бочку рома. Негры, уже не обращая внимания на саранчу, бросились выполнять указание.
— Ну вот, — сказал Джеральд, целуя Эллин в щеку, — главная стая все-таки пролетела мимо, мы своего добились.
— Боже мой! — воскликнула Эллин, не в силах сдержать слезы. — Хватит и того, что они натворили здесь.