Беспокойная живая гора, на которой она неуверенно восседала, пугала Доминику. Ее ноги, свешиваясь по левую сторону седла, беспомощно болтались в воздухе. Неожиданно конь взбрыкнул, и Доминика вцепилась в Гаррена.
— Какой он громадный, — выдохнула она.
— Вы что, в первый раз сели на лошадь?
— В монастыре нет лошадей. Только ослы.
— Он у меня молодец. — Гаррен потрепал коня по мощной шее. — Не дрогнул перед французской конницей — не подведет и сейчас.
— С Божьей помощью, — вставила она, впрочем, не вполне уверенная в том, что небеса нынче в настроении помогать ей.
— Коню я доверяю больше. — Насупившись, он жестом подозвал Саймона. — Отдай ей собаку.
Она прижала к себе дрожащий, насквозь промокший комок шерсти и зажмурилась, когда под копытами Рукко сердито забурлила вода. Под гнетом течения коня шатало из стороны в сторону.
Она спрятала лицо у Гаррена на груди. Теплый, успокаивающий запах его тела, проникая сквозь слои мокрой одежды, защекотал ноздри.
— Тише, тише, все хорошо, — молвил он, и Доминика, едва слыша за рокотом воды размеренное биение его сердца, не поняла, кого же он утешает — своего коня или ее.
Неожиданно Рукко резко накренился вправо.
Пискнув, Доминика взмахнула руками и качнулась назад, не сразу осознав, что Гаррен ее держит. Но Иннокентия она удержать не смогла. Оттолкнувшись от нее своими короткими лапами, пес ринулся в бурлящий речной поток.
— Иннокентий, нет! — отчаянно крикнула она.
Глаза ее распахнулись. Она дернулась за ним, отбрасывая руки Гаррена, но было поздно. За коротким лаем раздался всплеск, и вода его поглотила. А за ним, потеряв равновесие, вывалилась из седла и сама Доминика.
Напоследок она попросила Господа приглядывать за сестрой Марией и за Гарреном, а потом вода сомкнулась над ее головой.
Глава 14.
Стремительное течение влекло Доминику за собой. Падая, она успела схватиться за балахон Гаррена и теперь, противостоя потоку, держалась за него из последних сил.
Вода залила ее глаза, уши и нос. Она ослепла и оглохла, легкие горели огнем, требуя воздуха. Непроизвольно сделав вдох, она захлебнулась и разжала пальцы. Мокрая ткань выскользнула из рук, и она — то ли в голос, то ли мысленно — закричала:
— Спасите меня.
Будто откликнувшись на ее призыв, какая-то сила потащила ее вверх, пока она, барахтаясь и задыхаясь, не оказалась на поверхности.
— Держитесь. Я вас не отпущу.
Тяжелая одежда саваном тянула на дно. Наглотавшись воды, Доминика никак не могла вздохнуть и молотила конечностями по воде, панически извиваясь и хватая ртом воздух.
— Прекратите дергаться! — рявкнул Гаррен. — Иначе мне вас не удержать.
По инерции продолжая барахтаться, она осознала, что он держит ее подмышками. И тогда, открыв глаза, заставила себя зависнуть средь палок и веточек, что кружились в пене на поверхности воды.
Посреди этого клокочущего безумия стоял недвижим, как скала, боевой конь и ждал команды хозяина.
— Рукко вывезет нас на берег.
Он взялся за ногу лошади. Рукко сделал шаг, потом другой, третий, и поволок Доминику и Гаррена за собой. Ее захлестнула волна облегчения. Спасена. Замерзшая, вымокшая, еще не отошедшая от испуга, она крепко вцепилась в Гаррена. Спасена.
Наконец-то откашлявшись, она шумно вдохнула воздух.
— Где… — говорить и одновременно дышать у нее не получалось, — … где Иннокентий?
Гаррен кивнул куда-то вбок.
— Плывет за нами как утка.
Завертев головой по сторонам, она разглядела на берегу сестру, которая стояла, схватившись за сердце. По мелководью метался взад-вперед и что-то кричал Джекин, но за ревом воды его не было слышно. Рядом преклонил колена Ральф. Он молился, обратив лицо к извергающимся дождем небесам.
Ну а пес, держа голову над водой, плыл им навстречу и был не только цел и невредим, но и безмерно счастлив.
— И зачем я за него волновалась? — Она хотела рассмеяться, но вместо этого снова закашлялась.
Гаррен усмехнулся над ее ухом. Обнимая ее своими теплыми, надежными руками, он нес Доминику сквозь бушующую стихию, прижимая к себе, быть может, чуть крепче, чем следовало, и пусть вода была сверху, снизу, повсюду, пусть она насквозь вымокла, но она была спасена.
Спасибо тебе, Отец Небесный.
Шаг за шагом лошадь тянула их к берегу. Внезапно Доминика вспомнила о своей котомке, болтавшейся сбоку — целой, но, увы, полной воды. Промасленная тряпица едва ли могла защитить пергамент, а значит все созданные ею чудесные слова оказались смыты. По ее щекам, смешиваясь с дождем, покатились слезы.
Гаррен обнял ее теснее.
— Не переживайте. Я держу вас.
— Я не об этом, — всхлипнула она. — Мои записи… Они теперь испорчены. — Ее поразила новая мысль, еще страшнее. — Послание! — Она ощупала его грудь. — Где оно?
— Привязано к седлу.
Над водой. И все же оно могло пострадать.
— Вода могла добраться и до него.
Уткнувшись взглядом в его грудь, она увидела, что серебряная коробочка реликвария болтается в воде.
— Перья! Они промокли!
— Птицы летают под дождем, и ничего.
— Но это же священные перья!
Не отводя глаз от берега, он притиснул ее к себе еще крепче.
— Мое дело спасти вас, а реликвии Господь пусть спасает сам.
И она улыбнулась, хоть и подозревала, что он святотатствует.
К тому времени, как они добрались до берега и Джекин с Ральфом помогли им преодолеть последние несколько метров, сплошная стена дождя разделилась на струи. Иннокентий, который носился вокруг, очевидно расценивал произошедшее как увлекательное приключение и полагал, что остальные разделяют его восторг.
Гаррен выпустил Доминику из уютного кольца своих объятий и препоручил заботам сестры Марии, которая прижала ее, будто малое дитя, к своему мокрому черному одеянию.
— Ну, будет, будет, не плачь. Господь уберег тебя от погибели, — молвила сестра и зашлась кашлем.
Подняв голову с ее плеча, Доминика оглянулась на Гаррена. Паломники застыли вокруг него, не смея приблизиться, точно он был окружен неким сиянием, которое удерживало их на расстоянии.
Он сел в седло и вновь направил коня в воду, чтобы перевезти остальных.
— Боже, — пробормотал Ральф. — Он воистину Спаситель.
Доминика вздрогнула. Теперь на его счету еще и мое спасение.
***
По настоянию сестры Доминике выделили в монастыре отдельные покои, остальные же разместились в специальной пристройке для паломников. Нежась в тепле, она лежала в кровати и потягивала горячее вино со специями, а когда подоспел ужин, наелась тушеных с беконом бобов. Наконец сестра укрыла ее, подоткнула одеяло и несколько раз встряхнула ее на матрасе, словно она снова была маленькой смешливой Никой.
Но сегодня Доминика не могла заставить себя улыбнуться. Даже у пса не вышло ее приободрить. Когда сестра пошла отнести на кухню тарелки, она свернулась калачиком, сытая и согревшаяся, но с тяжестью на душе. Все ее представления о том, какая судьба предначертана для нее Богом, были начисто смыты.
Когда она, дрожа от дурного предчувствия, развернула пергамент, то не увидела слов. Только расплывшиеся до неузнаваемости черные пятна да уродливые потеки. Тогда она ударила по листу кулаком. Он треснул и свернулся в трубочку. Она ударила его еще, и еще раз, и с каждым ударом он трескался в новых местах, а когда избивать несчастный лист стало выше ее сил, она швырнула его на пол и встряхнула кистями рук, будто стряхивая свои разбитые мечты.
Почему Господь спас ее, но уничтожил ее работу?
Гаррен искушал ее, и она согрешила, но почему, вместо того, чтобы наказать, Господь через Гаррена спас ее?
Она закрыла глаза и услышала отголосок знакомых вечерних гимнов, доносившихся из часовни.