А туман вокруг сгущался все сильнее и сильнее, будто древние боги прогневались за то, что путники потревожили их обитель.
— Слушайте все! — крикнул Гаррен в клубящуюся пустоту. — Пусть каждый возьмет своего соседа за руку и громко скажет свое имя. Сделаем перекличку. Давайте, по очереди. — Он нащупал холку Рукко. — Сестра?
— Я здесь.
— Гаррен, — с вызовом отозвался он, сжимая пальцы Доминики, доверительно лежащие в его ладони.
— Доминика.
— Джиллиан.
— Джекин.
Последним, где-то в самом конце, пробурчал свое имя Ральф.
— И что теперь? — От страха голос Джиллиан взвился до визга.
Туман наполнился многоголосым бормотанием.
— Надо остановиться и переждать.
— И сгинуть? Надо вернуться!
— Когда я заблудилась в Пиренеях…
— Давайте повернем назад и пойдем южной дорогой, как и следовало сделать с самого начала.
— Это безумие. Мы блуждаем на болотах вторые сутки. Отсюда уже не выбраться.
— Куда нам идти? — вцепилась в него Доминика. — Вокруг ничего не видно.
Она так верила, что Господь будет направлять их, но Он бросил их на произвол судьбы. И Гаррен разозлился на небеса за то, что они подвели ее.
— Мы пойдем вперед, — сказал он. — Все вместе. Держитесь за руки и, что бы ни случилось, не отпускайте друг друга.
Не слушая ничьих возражений, он расправил плечи и потянул паломников за собой, ощущая себя волом, волокущим тяжелый плуг.
Доминика пошла следом. Джиллиан и остальные, очевидно, тоже, ибо натяжение ослабло и идти стало легче. Неуверенно и медленно, огибая топкие места и напоминая заползшую на болота змею, людская цепочка двинулась вперед.
Никакого Господа я рядом не вижу. Прямо-таки напророчил. Ослепленный туманом, Гаррен не разбирал перед собою ни зги. Если бы не теплая ладошка Доминики, он бы решил, что остался совершенно один.
Со всех сторон его — лишенного слуха и зрения — обступили фантастические видения. Пронзительный сатанинский визг сменялся воем невидимых духов. Мимо проплывали, растворяясь в тумане, завернутые в длинные белые саваны девы. Затылок холодило чье-то ледяное дыхание, словно позади бесплотной угрозой притаился призрак. Смех да и только, ведь он верил в призраков не больше, чем в Бога. Но в этом месте был готов уверовать разом во всех.
Упрямо шагая вперед, он твердил себе, что всего этого не существует. Реальны только вязкая земля под ногами, поводья в правой руке и ладонь Доминики в левой. Все остальное — иллюзии, порожденные его воспаленным сознанием.
Солнца по-прежнему не было видно. Только впереди, медленно угасая, мерцало неясное сияние, и Гаррен вел паломников в направлении этого света. Что с ними будет, когда опустится ночь? Как они продолжат путь в темноте?
Вскоре он потерял счет времени. Не представляя, куда заведут его ноги, он шел, не снижая темпа, но не потому что уверовал. Просто ничего другого ему не оставалось.
В конце цепочки кто-то споткнулся.
— Это безумие. — Голос Ральфа. — Я возвращаюсь назад.
— Нет, подожди! — крикнул Гаррен и ощутил, что в цепи стало на одного человека меньше. Ральф, этот единственный человек, не навесивший на него титул Спасителя, ушел, исчезнув в зияющей пасти тумана. Чувство потери было таким острым, словно Гаррен потерял брата, но допустить, чтобы и остальные разбрелись по болотам, было нельзя.
— Сестра, — попросил он монахиню, — поддержите нас песней.
И сверху полилось, обволакивая его защитным коконом и перекрывая стенания духов, ее благодатное чистое пение.
Гаррен вскинул голову.
Песня, распирая грудь, распечатала его горло, и он вопреки туману запел. Он пел, и его переполняла пронзительная радость оттого, что он все еще жив. Пел и не страшился ни старых, ни новых богов. Пусть слышат. Пусть поразят его. Ему было безразлично. Если ему суждено умереть, он умрет, но не перестанет петь — исступленно, неистово, звонко.
За ним с небывалым рвением запели братья Миллеры. Затем Саймон — громко, взахлеб, доказывая всем, что он выучил слова до конца. Потом Джиллиан — протяжно и чисто. И, как обычно запаздывая, — Вдова.
Слева тихо выводила мотив Доминика. Слившись воедино, их голоса образовали хор, прекраснее которого он не слышал нигде, даже в церкви.
Внезапно позади раздался звук приглушенного удара, а следом вопль. Песня оборвалась.