Он сел на траву рядом с нею.
— А если ваши молитвы останутся без ответа? Что тогда?
Она опустила голову.
— Не знаю. — За всю свою жизнь Доминика не разлучалась с сестрой ни на день. Она представила, как возвращается без нее в монастырь, как принимает постриг, как трудится в одиночестве в скриптории… Одна только мысль об этом была невыносима. — Он еще никогда не подводил меня.
Он сплел руки на груди и сказал, скрывая за горечью тона свои секреты:
— Ничего. Когда подведет, вы научитесь с этим жить.
Доминика просунула ладонь ему под локоть. Просто из сострадания — оправдалась она перед собой.
— Отчего вы так на Него обижены? Что Он вам сделал?
Он долго смотрел на нее, потом расправил руки и отрывисто заговорил:
— Когда мне было семнадцать лет, — в его речи появился легкий северный акцент, — я жил в монастыре. Все мои мысли в ту пору были сосредоточены только на Боге и на предстоящих вечных обетах.
Она улыбнулась, представив его в возрасте Саймона — плечи еще не развернулись во всю ширь, губы еще не привыкли сжиматься в узкую линию, лицо светится верой. Сердцу стало горько при мысли о том безвозвратно потерянном мальчике.
— Где был ваш дом?
— Неподалеку от Бервика. На чьей территории — англичан или шотландцев — зависело от того, кому сегодня в набеге сопутствовала удача. Мой отец был предан только себе и своей земле и хотел одного: чтобы его оставили в покое. Этим он восстановил против себя и тех, и других.
— Вы второй сын? — Юноше разрешалось посвятить свою жизнь Богу только в том случае, если в семье имелся наследник фамильных земель.
Он кивнул.
— У меня был старший брат. Его звали Джеймс.
Повисло молчание. Каждое слово из его уст было для нее подарком.
— Сколько ему было лет?
— Он был ровесник Уильяму. — Он опустил взгляд на ее кисть, лежавшую на его колене. — Когда мы боролись на руках, он всегда меня побеждал.
— Вы были в монастыре, — напомнила она. — А что случилось потом?
— Потом пришла Смерть. — Воспоминания, судя по голосу, причиняли ему сильную боль. — Переживая за своих, я поехал домой, но Смерть оказалась быстрее. Пока я пересекал мост, чума успела подкосить Джеймса. Потом заболела его жена. Потом их ребенок.
Она содрогнулась, вспомнив как девочкой слышала доносившиеся из-за монастырских стен страшные предсмертные стоны.
— Я отправил своему аббату записку с просьбой помолиться за нашу семью. Приехать и поддержать нас лично он бы не смог или не захотел. — Под тяжестью воспоминаний он заговорил сквозь зубы. — Время как будто остановилось. В любой момент их могла забрать смерть. Внезапно, как в бою. Но я знал, что монахи молятся за нас по восемь раз в день. Я был уверен, что Бог услышит их молитвы. — Он перевел взгляд на деревья. — На следующий день заболела моя мать. Отец не отходил от ее кровати.
И дед его, и отец оба молились у смертного одра своих жен. Неудивительно, что Гаррен предпочел одиночество. Она задумалась, каково это — когда тебя так любят.
— К тому времени, когда слег отец, пришел, наконец, ответ от аббата. Там говорилось, что отец должен отписать свои владения Церкви, и тогда Бог якобы спасет нашу семью.
Ее плечи придавил ужас. Даже аббаты были не вправе раздавать обещания от Его имени.
— И как поступил ваш отец?
— Подписал дарственную. Я сам помог ему поставить крестик. Потом я отвез дарственную в монастырь, а перед тем надел на шею дедову ракушку и поклялся сходить по его пути в Компостелу — если Господь сжалится над нами. Не знаю, сколько часов я пролежал на полу перед алтарем, умоляя: «Забери вместо них меня». — Он тихо пробормотал, будто вновь обращаясь к небу: — Забери вместо них меня.
Господь не всегда отвечает на наши молитвы так, как нам хочется. Эти пустые слова костью застряли у нее поперек горла, и она не смогла заставить себя произнести их.
Вернувшись из мира воспоминаний, он посмотрел на нее гнетущим, как лик смерти, взглядом.
— Господь убил всю мою семью. Моего брата, его жену и сына, наших отца и мать. Но оставил в живых меня.
Она накрыла его руки своими ладонями, порываясь обнять его и прижать к себе, но понимала, что такую боль успокоить невозможно. Ни оправдать Бога, ни объяснить, в чем состоял Его план, она не могла. Праведники умирали вслед за грешниками, а Церковь отговаривалась тем, что человеческий род должен платить за грехи сообща.
— Что сталось с вашим домом?
— Лживый аббат, развалившись в кресле отца, сообщил, что смерть нашла их по воле Всевышнего, но — вот радость-то — наш щедрый дар сократит их пребывание в чистилище. — В его смехе она услышала пронесенное через годы страдание. — Теперь на наших землях пасутся жирные овцы монахов.