— О ком это Вы? — я вдруг опешила. Умеет же он удивлять.
— О твоей сестре. Вы не особо ладили, да? — продолжал он, как ни в чём не бывало.
— Вы знали мою сестру? — мои глаза, против моей воли, округлились.
— Знавал, знавал. И довольно близко… — он как-то уж слишком сально улыбнулся.
— Ну, а я-то тут причём?! — не выдержала я.
Он задумался. Некоторое время он снова молча разглядывал меня, прищурившись и улыбаясь своим мыслям. А затем изрёк нечто совсем уж выбившее меня из колеи:
— И грудь у тебя больше. Какой размер? Два? Или два с половиной?
— Да что Вы себе позволяете? — как-то слишком вяло выговорила я. — Я ведь расскажу родителям, Вас засудят и…
— Расскажешь? А про вчерашнее ты уже рассказала? — насмешливо спросил он, заранее зная ответ.
— Нет… — только и смогла промямлить я.
— Про это, значит, тоже не расскажешь, — сказал он и ощерился во все свои белые тридцать два зуба.
Чёрт, самое обидное то, что он был прав! Ни за что бы я не стала рассказывать родителям такие вещи. А зачем? Мама бы ответила мне, что я просто долбанулась и всё выдумываю, а в довершение от души бы треснула мне по затылку за такие «выдумки». А отец… Он вообще не слушает, что я ему говорю. Пропустил бы и это мимо ушей, как всегда.
Не зная, что ответить, я стояла, опустив голову. Почему я сразу не развернулась и не ушла? Для чего продолжала стоять. Однако же, директор посерьёзнел и, кашлянув, более дружелюбным тоном произнёс:
— На самом деле, я хотел тебя попросить кое о чём. Ты не покажешь мне, где её могила?
Я подняла на него глаза. Он смотрел прямо и серьёзно, ожидая ответа и надеясь на моё согласие. Но я молчала. Тогда он продолжил так, будто я уже согласилась:
— Скажем, завтра? После школы. Кладбище же на окраине города, да? Поедем на моей машине.
— Думаете, что после этого всего я сяду с Вами в одну машину? — как-то уж совсем неожиданно для себя выговорила я.
— А что? — бесцеремонно поинтересовался он, снова глумливо скалясь.
— Зимой на кладбище не ходят… — ляпнула я, утратив иные аргументы.
— Ничего. Мы же никому не скажем, — он лукаво подмигнул мне. В этот момент прозвенел звонок на урок. Он вновь принял серьёзный вид и дежурным тоном скомандовал: — Отправляйся на урок, Низовцева.
Как на автомате, я развернулась на 180 градусов и пошла вон из класса. Не говоря ни слова, даже не думая оборачиваться. Уже у двери я услышала за спиной его насмешливый полушепот:
— До завтра.
К началу второго урока я опоздала, однако же, мне всё равно удалось проскочить в класс до прихода учителя. Я старалась ничем не выдавать своего беспокойства, но всё же была настолько поглощена многочисленными мыслями, роившимися в голове, что мой внимательный сосед это заметил.
— Тебя опять директор задержал? — спросил он, стараясь выглядеть равнодушным, но в его голосе, как и во всем виде, сквозило недовольство.
— Ну да, — просто ответила я, стараясь не концентрировать на этом внимания.
— Уже второй раз, — подметил он с мрачной усмешкой. — И чего он хотел?
— Да так… — из головы резко вылетели все варианты лжи на этот случай. Но тут я немного пришла в себя и, вспомнив с кем разговариваю, надменно бросила: — А тебе какое дело?
— Никакого, — буркнул он и отвернулся к окну. Больше в этот день он не произнес ни слова.
Весь день прошел, как в тумане. Моё душевное равновесие (какие громкие слова) было разрушено. Я не могла вести себя как ни в чем не бывало, слишком много мыслей было в моей голове, слишком часто я самозабвенно задумывалась. Даже схватила двойку по геометрии за невнимательность. Но это меня мало волновало.
Директора в этот день я больше не видела.
Не сказала бы, что я по натуре своей замкнутый человек. Отнюдь нет. Я вполне коммуникабельна и способна к общению. К отчужденности и одиночеству меня привели известные обстоятельства и только в последний год. Наверное, из-за отголосков той здоровой общительности, которой я обладала, мне и захотелось с кем-нибудь поделиться произошедшим. Но вот беда — абсолютно не с кем.
Я чётко уяснила, что родителями рассказывать нельзя — это вызовет лишь смех, а может даже ругань. Но желание сбросить с себя хоть часть этого груза было столь велико, что оно привело меня к маме, толкнуло к странному и неловкому разговору.
Мама мыла посуду после ужина, я приплелась на кухню и, поместившись на стуле рядом с ней, неуверенно заговорила:
— Мама, как ты думаешь, что привлекает уже взрослых мужчин в молоденьких девушках?
Она покосилась на меня, как на слабоумную и сквозь зубы процедила: