Между тем, выливая на меня этот бесконечный поток брани и негодования, она буквально тащила меня по направлению к кабинету директора. Конечно, я уже поняла, что моё поведение оскорбило, сильно задело его — вот для чего весь этот спектакль. Он даже предугадал, что сама бы я в его кабинет ни за что не пошла. Да, он знает, кого можно натравить на жертву. Умом я всё это понимала, однако, по мере приближения к его кабинету, меня охватывал всё больший страх. Странно, не правда ли? Уж его ли бояться, когда всё уже случилось? Но я, несмотря ни на что, ещё отдавала себе отчет в том, что я крайне плохо знаю этого человека. А в свете последних событий вообще не могу ручаться за его поступки. Мало ли, что он может сделать? Поэтому меня повергала в панику одна мысль о том, что придется остаться с ним наедине. Я набралась храбрости, если это можно так назвать, и попыталась перебить словесный поток классной.
— Пожалуйста, Галина Антоновна, послушайте меня! Не отводите меня к нему! Прошу Вас, послушайте, мне никак нельзя…
— Замолчи! — мне даже показалось, что она готова ударить меня. — Да как тебе не стыдно ещё и противоречить мне?!
— Но Галина Антоновна, умоляю Вас, хотя бы не оставляйте меня там одну! — цеплялась я за последнюю соломинку.
— Что?! Конечно, я останусь там! Я должна всё знать, я всё это выслушаю и приму к сведению, — сказала она с чувством оскорбленного достоинства, будто я сомневалась в её профессионализме.
И вот мы подошли к этой страшной двери. Кстати, до этого я ещё ни разу не была в кабинете директора. Мне казалось, что я ощутимо тряслась, до последнего упираясь. Но классная буквально втолкнула меня внутрь, зашла сама и прикрыла за собой дверь, отрезав путь к отступлению.
Я попыталась стоять спокойно, не теряя человеческого достоинства, но меня будто к земле клонило: хотелось пригнуться, заползти по шкаф, спрятаться. Впервые в жизни я была счастлива, что Галина Антоновна рядом. Директор же сидел в это время за своим огромным письменный столом, заваленным бумагами. Когда мы вошли, он так и застыл, глядя на нас, держа в одной руке карандаш, а в другой какой-то бланк. Он быстро оглядел меня. Вид был тот ещё: сарафан свернут набок, так что один край подола выше другого, верхние пуговицы блузки небрежно расстёгнуты, из-за чего развязалась шёлковая ленточка под воротничком. В довершение — лицо раскрасневшееся, а глаза готовы в любую минуту наполниться слезами отчаяния. Стоявшая рядом Галина Антоновна выглядела грозно и невозмутимо, обращаясь к директору:
— Вот, привела её. Вы только полюбуйтесь! Еле дотащила: вырывалась, будто я её на убой вела. Стыдно ей, видимо!
— Да что вы говорите… — директор с азартным интересом продолжал рассматривать меня, прищурив глаза и выдавая одну из этих своих неприятных улыбочек, которые я так не любила. — Что ж, Галина Антоновна, благодарю Вас за ответственность и профессионализм, можете идти, — он отложил документы, которыми занимался и поднялся.
— Будьте добры, разрешите мне поприсутствовать: она всё-таки из моего класса, я должна…
— Нет-нет, в этом нет необходимости. Возвращайтесь к делам, — произнес он холодно.
— Нет, я всё же… — не унималась она.
— Галина Антоновна! — не выдержал он. — Возвращайтесь к своим прямым обязанностям — проводите урок! Вас там ждёт целый класс, а с одной отбившейся от рук девчонкой, будьте спокойны, я справлюсь сам! — проговорил он это так грозно, что она тут же закивала и мгновенно ретировалась, закрыв за собой дверь.
Выйдя из оцепенения и осознав, что мы теперь одни, я резко отшатнулась к дальней стене, придвинувшись поближе к выходу. Он лишь молча скалился, выходя из-за стола и направляясь ко мне.
— Не подходите, — наконец выговорила я, правда, не слишком убедительно.
— В чём дело, Полина? Ты что, боишься меня? — он говорил это так гадко насмешливо, что от одного только выражения его лица хотелось плакать.
— Да, — честно ответила я.
— В самом деле? А кто бы мог подумать об этом тогда, когда ты…
— Хватит-хватит, — не хочу это выслушивать. — Знаете, я запуталась в жизни и себе. Крепко ошиблась тогда, да. Это всё было очень даже зря. Может, пора уже забыть об этом?
— Забыть? — он изобразил наигранное удивление. — Сделать вид, что ничего не было? Нет, думаю, не выйдет.
— Почему? — неожиданно, я припомнила то, о чем он боится говорить и осмелела. — Про то, что было с моей сестрой Вы, вроде бы, успешно забыли.
Да, сработало. Я добилась нужно эффекта: он замялся, потупил взгляд, задумался. Он всегда говорил о ней осторожно. Ему правда будто бы не давало покоя то, что произошло.
— Неприятно, да, когда из-за тебя такое происходит? Когда умирает человек? — когда дело касалось моей сестры, я уже не могла остановиться.