Понимаю, теперь мне едва ли удастся выпутаться из этого без вреда для себя, но всё же… Стоит попробовать. Просто держаться подальше от него. Выиграть время, чтобы всё улеглось. Чтобы он успокоился и забыл обо мне? Обо мне… Я часто спрашиваю себя: почему я? В нашей школе, наверняка, есть девицы пубертатного возраста, которые просто изнывают от желания лечь под кого-нибудь с крутой тачкой. И почему они все оказались умнее меня?..
Но я решила не разводить панику. Просто держаться подальше от его кабинета и… не ходить на биологию. Конечно, это глупо. Это не выход. Но других вариантов у меня не было. К слову, в школе появились и другие проблемы. Когда я пришла в пятницу на урок классной и, конечно же, поздоровалась, проходя мимо неё, она неожиданно остановилась и железным тоном произнесла слова, заставившие меня, просто прирасти к полу:
— Низовцева, я выражаю тебе моё презрение. Не подходи ко мне.
У меня чуть сумка из рук не вывалилась. Она произнесла это довольно громко, при всём классе, заставив ребят притихнуть. В гробовом молчании я прошествовала к своей последней парте. Миша смотрел на меня сочувственно, но ничего не сказал. Что ж, Галина Антоновна и впрямь права. Я достойна презрения.
Несмотря на это обстоятельство, пятница и суббота прошли спокойно: директор не показывался, и вызывать меня к себе у него, видимо, желания не было. Зато одноклассники всполошились: я часто слышала у себя за спиной шепот. Конечно, десять лет они знали меня, как примерную и правильную Полину, а в этом сентябре им явился комок тьмы в блузке в горошек. А теперь этот комок, без видимых на то причин, ещё и презираем классной. Вот ведь…
В выходные мне позвонила Неля, извинилась за многодневное молчание (нормальные люди ведь помнят, что скоро ЕГЭ, да) и потребовала отчет за прошедшую неделю. Я рассказала ей всё, что узнала.
— Значит, с тех пор, как он работает в школе это его не первые отношения с ученицей? — она задумалась. — Нет, слушай, он и правда какой-то маньяк!
— Может, это только моей семье так повезло? — вставила я.
— Нет, не думаю, — решительно произнесла Неля. — Мне кажется, не вы с сестрой первые, не вы последние. Ты же не думаешь, что всё это время после расставания с ней, то есть более десяти лет, он соблюдал обет безбрачия? Ты же его не идеализируешь, а?
— Нет, просто раньше я думала, что он любит только эту свою Нину… Но теперь ни в чём нельзя быть уверенной.
— Знаешь, мне вообще кажется, что и с ней какая-то тёмная история. Где гарантия, что тогда на кладбище он рассказал тебе правду? — она немного помолчала, будто обдумывая что-то. — Послушай, а что, если нам с тобой съездить на это кладбище? — вдруг предложила Неля.
— Что? Это ещё зачем? — удивилась я.
— Ну, проверим свои догадки.
Я так и не поняла, для чего конкретно это вдруг понадобилось Неле, но в воскресение утром мы, в самом деле, едва стало светло, отправились на кладбище. Я уже говорила, что оно находится за городом, так что на машине туда добираться было куда удобней. Теперь же мы доехали на автобусе до последней остановки, а дальше нам пришлось пробираться сквозь сугробы вдоль обочины шоссе пешком. С трудом передвигая ноги, я с каждой секундой всё больше жалела, что согласилась на это идиотское путешествие. Интересно, и что же моя подруга надеется высмотреть на могильном камне?
В то же время, мне вспомнились наши походы. Их так давно не было и, видимо, я скучала по ним. В отличие от Нелиного папы мы любили лес не за возможности для активного туризма: нам он представлялся таинственным местом, завораживал — казалось в чаще жили феи и фавны. По ночам мы наблюдали за светлячками, слушая стрекот кузнечиков в траве. И нам совсем не было страшно.
Теперь же я в ужасе даже днём и не только в лесу. Куда девалось то чувство безопасности? Та тяга к неизведанному, которое не мнилось злым или жестоким. Оказалось, что в реальности следовало пугаться не лесных царей, а мужчин в костюмах из муниципальных учреждений.
С горем пополам мы добрались до кладбищенских ворот. Довольно близко к входу чернела толпа людей: кого-то хоронили. В остальной же части было пусто. Бело и пусто, как в тот раз. Мы дошли до развилки главной, самой широкой дороги и остановились. Неля недоуменно уставилась на меня.