Невольно я сравнивала директора с моим отцом. Это нелепо: они совсем разные, однако, разница в возрасте невелика. Моему отцу пятьдесят. Он неплохо выглядит для своих лет, как мне кажется: не располнел, не облысел, лицо приобрело благородную строгость и некую интеллигентность. И пусть он не является соискателем подобного рода развлечений, довольный длительным браком, не гонится за юными особами, всё равно: клюнули бы на него? И мой ответ вполне однозначен. Нет.
И я молчу про нашу обшарпанную, видавшую виды Тойоту, на которой он ездит на работу. И про то, что вид его деятельности вовсе не располагает к общению с юными девицами. Нет, я о другом. Мой отец слишком… Прямолинейный и практичный, даже чопорный. Его манера разговаривать, сухая и однообразная, на кого угодно нагонит сон. Даже моя мама, чей характер мало чем отличается от его, порой называет отца ханжой. До меня доходили слухи, что с возрастом папа становится очень похож на дедушку, а тот был человеком непростым, если не сказать недружелюбным или даже неприятным.
Всё это, мало походит на загадочные недомолвки и поддразнивания директора. Тем более своим джипом и евроремонтом он создает образ успешного и состоявшегося человека.
Это всего лишь факты, которые нельзя отбрасывать, но они, если честно, будто бы не имеют ко мне никакого отношения. Дело в том, что я, назло прагматичным родителям, росла сущим идеалистом. Материальное благополучие, пресловутая успешность, весь этот эфемерный престиж всегда казались мне вещами весьма поверхностными, побочными, несущественными. В этом мы с сестрой схожи. Наверно. И уж в чём-чём, а в этом презрении к потребительскому идеалу я себе не изменила. Но тогда логика моего недавнего поведения вообще сводится к нулю. Что ж, не была логичной и последовательной — нечего и начинать.
На следующий день, в четверг, я, конечно, снова прогуляла биологию. Это было непросто, поскольку в расписании она стояла третьим уроком. Но я смогла переждать эту бурю за дальним стеллажом в библиотеке. Пятница суббота произошли без эксцессов: даже Неля не звонила мне. Видимо, обиделась, что я тогда бросила трубку. Возможно, зря я отгораживаюсь от единственного человека, которому могу довериться, но её немыслимые умозаключения кого хочешь сведут с ума.
Передохнув в воскресение от роли заправского партизана, даже немного отрешившись от проблемы, почти поверив в благополучное разрешение ситуации, в понедельник я отправилась в школу с новыми силами. Но со старыми планами. Уже наступил февраль, учиться оставалось совсем немного, а я так и продолжала рубить сук хороших оценок по биологии, на котором сидела. Да, во вторник я снова пропустила урок директора.
Я была немного удивлена, когда в среду, не заговаривавший на эту неудобную тему Миша, тихо одобрявший мои прогулы, вдруг посчитал необходимым сообщить мне о прошедшей контрольной по биологии.
— Мы писали срез по всем пройденным темам, — между делом начал он. — И директор сказал, что все, кого не было должны обязательно прийти и написать эту работу после уроков, в четверг.
— И многих не было? — с опаской спросила я.
— Только тебя, — вкрадчиво произнес Миша, красноречиво намекая всем своим видом на очевидный вывод. — Ты же понимаешь, что, если бы не ты одна отсутствовала, он бы так не сказал.
— Боюсь, понимаю…
— И что ты собираешься предпринять?
— Ничего… — как-то слишком просто сдалась я. — Идти к нему одной нельзя. Значит, не пойду.
— И продолжишь прогуливать? — уточнил Миша.
— А что мне остается? — я пожала плечами.
— Но ведь: «Выпускной класс — скоро ЕГЭ!» — передразнил он Галину Антоновну с её любимой фразой. — Родителей в школу не вызовут?
— Нет, не думаю.
И в самом деле: вызова родителей я боялась меньше всего. Это глупо. Он на это не пойдет. Он не захочет вовлекать в «наше дело» кого-либо постороннего — так будет только сложнее. После этой мысли меня буквально осенило: так вот, почему он выбрал именно меня! Конечно, это же очевидно, как я не догадалась раньше? Моё бросающееся в глаза одиночество, отчужденность от всех и вся.
«А про вчерашнее ты уже рассказала?» — проносились у меня в голове его слова, сказанные, кажется, уже так давно. «Про это, значит, тоже не расскажешь» — смеясь, говорил он. Да, директор очень внимателен. С первого дня учебы он, наверняка, отметил про себя, что какая-то там Низовцева, отгороженная даже от своих родителей неизбывным молчанием, никому не расскажет о произошедшем с ней. Значит, можно быть фамильярным, и насмешливым, и грубым — всё сойдет с рук. Уже потом, как мне это видится, он сопоставил факты и понял, чья я сестра. Ну, а потом… Не знаю… Разглядел мою грудь второго с половиной размера или что?