Не сказала бы, что доверяю предчувствиям, но проснувшись в среду, отчего-то решила, что день спокойным не будет. Понуро размешивая чай, тараща невидящие глаза в пустоту, я думала… о сущности бытия. Представьте себе. Не может всё вокруг существовать лишь ради того, чтобы миллиарды людей следовали своим низменным инстинктам, удобряли землю и взращивали лопухи.
Родители смотрели сквозь пальцы на мою отрешенность. Если подумать, я ведь постоянно залипала, размышляя о чем-то. Они уже привыкли. Они ведь, как ни крути, почти что те же материалисты, что и директор. Но они хотя бы любят меня. Интересно, как это вписывается в их критерии пользы? Ведь, на самом деле, в том, что ты любишь кого-то нет продуктивного. Вот Миша любит меня — и какая ему от этого польза? Наоборот, сплошное разочарование. Но не перестал же он от этого любить?.. Хм.
Так получилось, что мы с мамой вышли из подъезда вместе. Она, конечно, не упустила возможности съязвить. «А сегодня тебя провожать не надо»? Я никак не отреагировала на её реплику. На углу мы разминулись.
Два первых урока вела наша классная. Миша смотрел тревожно, даже не спрашивая о вчерашнем. Пережив первый урок и коротенькую перемену, мы приготовились ещё к 45 минутам унылой и монотонной диктовки. Однако войдя в класс, первое, что сделала Галина Антоновна, это обратилась ко мне:
— Низовцева, выйди.
Сама она осталась ждать у двери, явно намереваясь выйти со мной. Одноклассники снова стали заинтересованно перешептываться. Миша воззрился на меня, сразу догадавшись, в чем дело. Я потерянно посмотрела на него и, перед тем как уйти, одними губами проговорила:
— Помоги мне.
Галина Антоновна вела меня туда же, куда в прошлый раз. Но сейчас она не тащила меня за руку, не выговаривала, лишь изредка озабоченно поглядывала сквозь очки. Когда мы подошли к кабинету директора, она открыла дверь, пропустила меня и, даже не зайдя внутрь, закрыла её с наружной стороны. Потом я услышала её удаляющиеся шаги. Только когда они затихли, я осмелилась взглянуть на директора.
Он стоял, прислонясь к столу, вертя в руках зажигалку. На лице его смешались всегдашнее насмешливое выражение с видом крайней озабоченности происходящим. Он вперил в меня взгляд, будто впервые видел. Я не отходила от двери.
— Ты не передумала? — с некоторой опаской спросил он, подкидывая зажигалку. Я мотнула головой. — Ну, хорошо, — он спрятал её в карман. — Значит, тебе не хочется быть просто куском мяса, я правильно понял? Даже таким соблазнительным, аппетитным кусочком? — он оскалился. Только облизнуться не хватало. — Может, ты просто хочешь услышать все эти потрепанные признания, нет?
— Зачем? Они всё равно будут неискренними, — говорила я спокойно, однако, внутри у меня всё кипело. Я его просто ненавидела за этот беспечный тон.
— Знаешь, искренность — тоже весьма абстрактное понятие… — он неожиданно быстро приблизился, прижав меня к стене.
Я пыталась закричать, но он уже жадно и настойчиво целовал меня, так что получалось издать всего лишь слабые всхлипы. Затем он стянул с себя галстук и связал им мои руки за спиной. Когда запястья больно стянуло, я будто перестала воспринимать реальность. Все чувства притупились — будто всё происходило во сне.
Не отрываясь от моих губ, он подхватил меня и посадил на свой стол, свалив при этом порядочную кипу бумаг. Он задрал подол моего сарафана и начал стягивать колготки. Они плохо поддавались, к тому же я, как могла скрещивала ноги, поэтому он просто начал рвать довольно хрупкую ткань в 70 ден. Эластан затрещал под его пальцами, и вскоре я голой кожей почувствовала холод столешницы. Я вся покрылась мурашками и снова попыталась издать хоть какие-то звуки, но он заткнул мне рот обрывком от колготок.
Директор уже расстегнул ремень и приспустил брюки, потянулся к моему нижнему белью, но в этот момент дверь кабинета распахнулась и с порога на нас озадаченно взирали три пары глаз. Моими спасителями оказались Миша, Галина Антоновна и школьный охранник. Кажется, их перекошенные от возмущения и смущения лица были последним, что я видела перед тем, как потеряла сознание.
Очнулась я только вечером, дома, в своей кровати. Родители разговаривали со мной, не зная, куда деть глаза. От мамы я узнала, что в школе сегодня царило просто беспрецедентное оживление. Из-за такого форс-мажора собралась вся администрация, а учеников отпустили по домам. Не успев ещё ничего сообразить, я сразу спросила: что теперь с директором? Она объяснила, что его сразу попросили написать заявление «по собственному желанию», однако, полицию вызывать не стали, дабы пока не выносить скандал за пределы школы.