— Тебе? — Ирия качнула головой. Ловя третий летящий лист затылком. Легкое касание шевельнуло волосы.
Получилось.
— Богине, чье имя я помню вновь. Даже если она давно забыла мое.
2
Сонное озеро, ковер из павших листьев, серебристый лик полной луны. Будто прощание.
Не хватает Джека, но его здесь нет. Здесь и уже нигде.
Только озеро, зоркая луна и позднее золото осени. И танцующая Дева-Смерть. И Ирия.
Мягко шелестят, вьются на ветру пышные алые юбки, звенят монисты. Этот мир нарядил Ирию в банджарон.
— Год назад Джек говорил мне… Он имел в виду эту Осень?
— Я не читаю мыслей — ни твоих, ни его. И на ваш разговор меня не пригласили. Тогда я еще летела по лунной дороге — не слыша речей живых. Я лишь научу тебя Танцу Ичедари. Всего одному. Ты — безнадежно стара для настоящего Служения. Ты не училась с раннего детства, и тебя не посвящали вовремя, поэтому — танец всего один. На время. Ты всего лишь его заучишь. И повторишь, пока память свежа.
— Разве можно забыть то, что умеешь?
— Да, если учился с помощью чужой Силы. Ее вообще берут лишь на время. Потом приходится вернуть — как любой долг. В одном Джек прав: эта Осень важна для тебя. Началось всё весной, летом продолжилось. Осень тянулась до последнего, но время истекает. Если дотянем до новой Весны — у подзвездного мира будет шанс.
— Мир спасет воплощение Смерти? — Уже не тянет даже смеяться.
— Да. Последняя Белая Жрица Богини. Бывшая. Но меня учили с детства. Такое Посвящение остается с тобой всегда.
— Бывшая Белая Жрица…
— Бывшая Белая. Отныне Матери служат лишь мужчины, как прежде служили лишь женщины. Подлунный мир изменился за те века, что я промчалась мимо. Но теперь Лунная Дорога позволила мне сойти — значит, всё решится здесь. Так или иначе.
— Но ведь теперь ты — Темная?
— Да, но не так, как те, кто призывают безумный Хаос. Прежде Богине служили и Ночь, и День. Но теперь Ичедари выбирают лишь Тьму и вдобавок спутались с Хаосом. Может, таково мое проклятие — кто знает? Видеть гибель всего, что я пыталась спасти. Видеть разрушение того, чем жили мои погибшие сестры. Увы, отныне Тьма и Хаос смешались, и люди давно разучились их различать. Я — последняя, кто служил Свету и окрасил крылья Тьмой. Последняя, кто помнит, что раньше было иначе. Пока древние реки и моря не вскипели моей волей.
Если они вскипят вновь — сохранится ли это такое родное озеро? А дубовая роща? Тысячи желающих жить листьев. Родятся ли новые — на смену облетевшим? Бывает ли в этом застывшем мире весна?
Останется ли Лингард? Родной замок? Тот зеленый луг, где когда-то по пути из Лютены домой папа поднял в седло смеющуюся Ирию?
— Разве можно служить двум сразу? И Тьме, и Свету?
— Нет. Я же приняла Светлое Посвящение. Но когда сердце моей любви перестало биться, и его кровь окрасила кинжал, мою душу окончательно отвергло солнце и приняли луна и ночь. Но я помню Свет — я была им. Я знаю Тьму — я служу ей. А то, что надвигается сейчас, — ничто. Не-жизнь. Бездна Вечных Огня и Льда. Но хватит моих откровений и воспоминаний. Ирия Лингардская, правнучка Изольды и Корделии, слушай шелест листьев и пение ветра. Шум дождя и дыхание живой земли. Они все кричат — просто вы не слышите. Как и нынешние Ичедари. Как служители безумного Змея — они всегда были глухи и слепы, потому что безнадежно чужды Богине. Стань ближе к ней — насколько сумеешь. Она — Мать. Твоя, моя, всех. Представь, что она — твоя мать.
— Я представлю, что она — Катрин Тенмар.
Ирия прикрыла глаза, чувствуя теплые дорожки слез на лице. И легкого дождя. И скользящее серебро лунного света.
Если прислушаться — вдали гремит прибой яростных волн вечно холодного Альварена. Привычно заныл на плече позабытый порез. Давно заживший.
Сначала Анри, а потом она сама смешали кровь с Альвареном. И их спас общий согрешивший предок. Джек.
Когда-то погубивший древний Лингард.
Шелест умирающих листьев — их уже не поймать. Хоровод смертей не остановишь — если их сотни, а ты одна.
Ложится к ногам шелестящий ковер. Как когда-то — раскаленные волны пепла — к ногам Девы-Смерти. Бывшей Белой Жрицы. Не смеющей заплакать. Обреченной вечно танцевать и учить других одному-единственному танцу. Потому что для других им не хватает обучения и Посвящения. И нет уже никого, кто способен учить иначе.
Еле слышно теплое дыхание живой земли, куда мы все уйдем. Будто совсем тихая песня. И мягко вплетается тихое пение в печальный плач ночного ветра, что унесет в светлый Ирий наши души…
— А теперь — ТАНЦУЙ.