У него первого завелись деньги. Помню, меня поразил своей роскошью гуляш за 3.60 (в старых ценах), который он ел в служебном буфете Камерного театра, куда мы захаживали. Но он был широкой натурой, любил угостить. Он одалживал всем. Многие не отдавали годами, некоторые так и не отдали.
Недавно я проходил по Тверскому бульвару и в который раз ощутил пустоту в душе при виде огромного странного сквера между бульваром и Бронной. Чего там только не было! И кинотеатр «Новости дня», и «Шашлычная», и аптека на углу, и знаменитый на всю Москву пивной бар № 4.
Учившийся со мной болгарский поэт Димитр Методиев как-то воскликнул при встрече:
— Пятую годовщину Победы мы отмечали в баре, помнишь?!
Как не помнить! В 1950 году День Победы был еще рабочим днем. Мы после занятий наскребли сколько у кого было и посидели, с воспоминаниями, с песнями, во втором зальчике, в полуподвале.
В том же году Борис Бедный женился. С Ней он познакомился после войны в Сыктывкаре и иногда говорил в общежитии в своем стиле:
— Есть, есть, скоро прибудет. Герцогиня де Шаврёз…
Слушали с недоверием. Но герцогиня прибыла. Ее звали Маша.
Она работала стюардессой на авиалинии Сыктывкар — Быково. Они поселились в Переделкине, на пустынной нилинской даче. Почти каждое утро муж уезжал в Москву, возвращался к вечеру. До окончания института оставалось еще два года — это было известно. До принятия в члены Союза — о чем он, разумеется, не знал, — полтора. (Тоже совпадение: нас приняли одновременно, и членские билеты мы получали в один день.)
Молодая жена гуляла по участку, сидела в комнате, недоумевала, томилась. Однажды надумала уезжать. Борис еле отговорил, убедил, что все наладится. Постепенно появлялись новые знакомые. Зашел как-то к Нилину высокий бодрый старик, учтиво поклонился, вступил в разговор и неожиданно спросил, умеет ли Маша ловить стулья. Она растерялась. Он же, объяснив, что это очень полезно для здоровья, для развития координации движений, бросил ей стоящий на террасе стул. Маша поймала. Старик остался очень доволен и откланялся. Так она познакомилась с Корнеем Ивановичем Чуковским.
Часто общался с ними, когда бывал на даче, сам хозяин Павел Филиппович Нилин, многое рассказывал в стиле, отчасти схожем со стилем Бедного, но более разработанном, — когда не всякий сразу поймет, где в шутку, а где всерьез. Себя он, на удивление Маше, именовал Ниловым.
Заходили и свои, институтские ребята — Тендряков, Завалий.
Прожили там Бедные пять лет.
Он выпустил немало книг. Наиболее известная его вещь — «Девчата». Она была переведена на пятнадцать языков. По написанному им же сценарию был поставлен одноименный фильм, имевший грандиозный успех. В чем же дело? Конечно, это не психологически углубленная, «густая» проза. Но столько в этом нехитром повествовании о пяти девушках, живущих в общежитии дальнего леспромхоза, нежности, чистоты, лукавства и, как ни странно, наивности, что мы не остаемся в стороне. Кстати, наивности именно той, без которой нет истинного искусства. Эта книга, как бы заведомо написанная для неискушенного читателя, совершенно неожиданно оказывается интересной и искушенному — признак замечательный.
Может быть, ошибка Бориса Бедного заключалась в том, что он захотел повторить эту удачу. Чаще всего подобные попытки не приводят к цели.
Он был шумный, веселый и в то же время скромный, несколько даже скрытный человек. Он переживал молча, трудно, с достоинством и то, что другие, приходившие прежде советоваться, смотревшие в рот, стали говорить с ним порой снисходительно, сами того не замечая. Им казалось, что они уже значат больше, чем он.
Он упорно работал. После него остался оборвавшийся где-то на середине, а может, ближе к концу, громадный роман — о том, что он так хорошо знал: о лесах и реках Севера, о людях отдаленных леспромхозов и сплавных контор. Эти рукописи и черновики пока ждут своего прочтения.
И нельзя еще не сказать следующего. В жизни Бориса Бедного была одна постоянная горькая боль. Летом сорок первого, в жестоких боях под Воронежем, он, командуя стрелковым взводом, попал в окружение, а потом в плен. Он был увезен в Германию, в лагерь, на тяжелейшие работы. Он прошел изощренный ад, не потеряв и не уронив себя. Это очевидно: уже в октябре сорок пятого он был демобилизован в своем же офицерском звании младшего лейтенанта запаса и вскоре приступил к работе по специальности.