Лодка норовистым козлом еще пыталась прыгать но волнам. Ваня бросил весла на залитое водой дно, — бесполезно и пытаться грести. Лодка повернулась боком к волне, и Ваня, еще толком не успев сообразить, что произошло, оказался в жгучей, холодной воде. Вода сомкнулась над головой, заломило в ушах. Выплыв на поверхность, он увидел скользкое серое днище своей лодки. В пазах чернела смола. Одно весло щукой пронеслось мимо самого носа и исчезло. Одежда намокла, стала тянуть вниз. И тогда он закричал. Причем каким-то тонким незнакомым голосом. Он даже не подозревал, что может так кричать. Впрочем, из-за свиста ветра и шума волн он сам-то себя еле услышал. Но все равно этот смертельно-тоскливый крик запомнился на всю жизнь. Тяжелые резиновые сапоги казались гирями, брезентовая куртка стала картонно-жесткой и стесняла движения. Спасательный пояс из пенопласта, на котором он сидел, белел на колыхающихся вдалеке волнах. Нечего было и думать за ним гнаться... Вспомнилось, Виктор Викторович говорил, что пояс всегда нужно привязывать бечевкой хотя бы к петле куртки... Щедро плеснуло в лицо, он закашлялся, наглотавшись воды. Больше он не кричал. Изо всех сил, работая руками и ногами, старался удержаться на поверхности. Чувствовал, что его все ближе относит к берегу. Было слышно, как волны с грохотом разбивались о сушу. Но он знал, что не доплывет. Попробовал сбросить с ног сапоги-гири, но лишь снова наглотался воды. Силы убывали. Злые, горячие слезы текли из глаз. Несколько раз до него донесся далекий тревожный крик, скомканный ветром, но он уже не мог повернуть оцепеневшей шеей. И тут послышался негромкий стук мотора. Прямо перед ним вырос просмоленный бок карбаса. Всего в каких-то двух метрах. Элла, с развевающимися на ветру золотистыми волосами и хлопающей за спиной косынкой, протягивала ему тонкую мокрую руку...
До самого берега они не произнесли ни слова. Ваня с трудом стащил резиновые сапоги и вылил из них воду. Карбас колоколом гудел от свирепых ударов волн, но шел точно в том направлении, куда правила девчонка. Платок ее улетел, когда она помогала Ване взбираться в высокий карбас. Ветер швырял девчонке в глаза длинные пряди волос, она то и дело одной рукой отбрасывала их. Другой — крепко держала кривой железный прут, заменявший румпель.
На берегу их ждал высокий человек в брезентовой куртке, подпоясанной широким ремнем с медной пряжкой. Как только карбас ткнулся носом в песчаный берег, человек ухватился за него и еще дальше вытащил на отмель. Потом будто котенка сгреб мокрого дрожащего Ваню и поставил на землю. Сверху вниз посмотрел на него, усмехнулся:
— Выкупался, молодец? На нашем озере это не диво. Моли бога, что дочка у меня такая проворная, я бы уже не успел до тебя добраться.
— Это Ваня, — сказала Элла. — Он с острова приплыл, папа.
— Лодка-то моя утонула, — первое, что сказал Ваня, выйдя на берег.
— Гляди, какой шустряк! — удивился человек. — Чуть в гости к ракам не угодил, а про лодку помнит... Бегом в сторожку! Там печь затоплена, погрейся, обсушись.
Элла взяла Ваню за руку и как маленького повела вверх по узкой тропинке, где виднелась небольшая серая избушка, похожая на ту, в которой они жили на острове. Из круглой железной трубы валил дым. Ветер тут же подхватывал его и, разодрав на клочки, развешивал на колючие лапы елей.
— Мой папа сплавщик, — сказала Элла. — Собирает прибитые к берегам хлысты, связывает, а потом приходит катер и забирает их.
Ваня не ответил. Он вдруг почувствовал, что смертельно устал. Хотя и был босиком, казалось, к каждой ноге привязано по пуду. Глаза слипались. Так бы и упал грудью на эту твердую землю и прямо в мокрой одежде заснул...
— Отпусти, я сам, — вырвал руку Ваня. — В детском садике и то никого за руку не держал.
Элла взглянула на него и прикрыла рот ладошкой, чтобы не рассмеяться.
— Ты чего? — подозрительно спросил Ваня.
— У тебя окунь в ухе!
Ваня машинально поднял руку и пощупал ухо.
— Смешной ты... — громко рассмеялась девчонка.