К вечеру лодку прибило к берегу. Она так и вылезла на прибрежный песок днищем кверху. Какой-то противный моллюск уже прилепился к доске. Обрадованный Ваня обошел весь берег в надежде найти и весла, но, кроме бревен, ничего не увидел. Отец Эллы бродил по берегу в высоких резиновых сапогах, сталкивал бревна багром снова в воду и там связывал просмоленными канатами в плоты.
Ваня обсушился у печки. Пришлось все снимать с себя, отжимать и развешивать. Элла специально веревку протянула от стены до стены. Сделанная из железной бочки печка топилась жарко, и часа через полтора все высохло, даже сапоги. За окном завывал ветер, шумело озеро, в стекла хлестко ударяли крупные дождевые капли, скрипели, раскачиваясь, деревья, а в избушке тепло и сухо. Пахнет свежим хлебом, вяленой рыбой и березовым веником. Ваню разморило и с новой силой стало клонить в сон. Он клюнул и чуть не обжег нос о трубу. Взяв с топчана старенькое одеяло, завернулся в него и, прислонившись спиной к ящику с канатом, сразу же провалился в тяжелый, глубокий сон.
Разбудила Элла. Пока Ваня сушился, она помогала отцу вязать бревна, а теперь вот пришла проведать. Молча поставила на стол котелок с застывшей, как холодец, ухой, нарезала хлеб, положила деревянную ложку и головку чесноку.
— Не обессудь, — насмешливо заметила она, — сигов мы еще не наловили...
Ваня, моргая со сна, смотрел на нее. Одеяло сползло с плеч, и он натянул его. С трудом сообразил, где он и что с ним произошло. Элла подбросила в едва теплившуюся печку дров. На загорелых коленках девчонки свежие царапины. Если бы не Элла... Ваня даже плечами передернул, представив на миг, что бы тогда было...
— Кажется, я заснул, — сказал он.
— Кажется! — фыркнула девчонка. — Ты спал два часа. Чуть одеяло не сжег. Из печки выкатился уголек и прямо тебе на колени. Видишь, дырка? Мог бы и сам сгореть... — Элла рассмеялась. — Как говорится, из огня да в полымя.
— Из воды в огонь, — поправил Ваня. — И ты потушила... этот пожар?
— Из кружки плеснула, ты даже не пошевелился.
— Выходит, ты меня уже два раза спасла?
— А ты все считай, — опять засмеялась девчонка.
— А это что такое? — спросил Ваня, кивая на лавку.
Элла спокойно взяла за хвост блестящую змею и обмотала вокруг руки.
— Змея.
— Змеиная шкура, — сообразил Ваня. — Отдай мне.
— Этого добра у нас хватает, — улыбнулась Элла. — Забирай!
— Действительно, я попал в избушку на курьих ножках, — сказал Ваня. — «Там чудеса, там леший бродит, русалка на ветвях сидит...» Русалка — это ты.
— Будешь обзываться — не дам компота.
— Ты была в Ленинграде? — помолчав, спросил он.
— В Кандалакше была, в Мурманске, а в Ленинграде — нет, — ответила Элла.
— Если приедешь, я тебе весь город покажу, — сказал Ваня. — Запиши мой адрес.
— Не в последний, наверное, раз видимся. Ты ешь, уха-то двойная... Видишь, сама застыла.
Уха была великолепная. Ваня съел все, что было в котелке. На второе Элла подала подогретую на печке картошку с жареной рыбой. Ваня и это съел с удовольствием. Черствую корку хлеба он старательно натирал крепким пахучим чесноком и посыпал солью, как научил его Виктор Викторович. На третье девчонка налила в стакан из жестянки консервированный компот из слив.
— Обязательно приезжай, — сказал Ваня. — Будешь жить у нас, квартира большая.
— Здесь останешься ночевать или на остров отвезти?
— Наверное, уже волнуются, — сказал Ваня.
Элла быстро убрала со стола, вымыла в большой эмалированной миске посуду. Ваня все насухо вытер полотенцем. Элла подобрела и весело посматривала на него. Да и Ваня никак не мог взять в толк: с чего это он тогда взъелся на такую хорошую девчонку?
— Ты далеко отсюда живешь? — спросил он, застегивая куртку.
— В Вильмаламбине. Это на другой стороне озера. Ваши приезжают в наш поселок в бане мыться.
— Я ни разу не был.
— Каждую субботу на машине приезжают. Как закон.
— Ладно, в следующий раз и я приеду...
Они вышли из дома. Глядя на озеро, трудно было поверить, что была буря. Ровная зеркальная гладь раскинулась кругом. Ни одной морщинки. Редкие облака отражались в воде. Закатившееся за остров солнце подкрасило их в желто-розовый цвет. Отсюда Сень-гора видна как на ладони. У подножия растут сосны и ели, выше — березы, осины. Меж деревьев разбросаны гранитные обломки. Чем круче Сень-гора, тем меньше деревьев. Недостает им сил вскарабкаться на этакую крутизну. Лишь кустарник да зеленые мхи добрались до самого верха. Над вершиной неподвижно застыла огромная сизая воронка. Широкая горловина направлена в небо, а сужающийся книзу конец воткнулся в самую маковку горы. Уж не этот ли смерч свирепствовал днем над Вялозером? А сейчас, опустошенный, поблекший, успокоился и остановился передохнуть над красавицей Сень-горой.