— Я кому сказал? — прикрикнул на него Владимир Сергеевич. — Будешь разговаривать только на следствии!
— Ха-ха! Следствие! Это беззаконие! — отозвался Лешка. — Требую прокурора!
Владимир Сергеевич ему больше не отвечал. Он с интересом выкладывал из мешка мое добро и, подробно расспросив о том, где я его достал, радостно воскликнул:
— Вот молодец! Хвалю. Сейчас будем ужинать. И так как у нас сегодня праздник по случаю первого заработка, с нашего масла запрет я снимаю!
— Ура-а! — закричал из шалаша Лешка.
— А ты не радуйся, это тебя не касается! — ответил Владимир Сергеевич.
— Мне сегодня из-за вас морду набили, — проворчал Лешка, — а вы меня голодом морите! Где справедливость?
— Ты знаешь, чем этот ребенок около дома отдыха занимался? — посмотрев на меня, сказал Владимир Сергеевич.
— Чем?
— Кустарным промыслом!
— Не понимаю!
— А тут и понимать нечего. Он фотографировал отдыхающих! И брал с них деньги! По рублю за карточку. Я мешки за рубль таскал, а он карточки! Набил полные карманы денег и сказал, что завтра принесет снимки. Ну, все были довольны, а потом один из отдыхающих хотел ему помочь вытащить кассету, раскрыл фотоаппарат, и оказалось, что в нем не двигается пленка.
— А я знал, что у меня перемотка не работает? — закричал Лешка. — Не знал! А раз не знал, значит не виноват!
— Ну, когда раскрылся обман, — продолжал Владимир Сергеевич, — этот кустарь-одиночка бросился бежать. Его поймали, арестовали…
— …велели паспорт показать! — сообщил из застенка Лешка.
— Имей в виду: хорошо смеется тот, кто смеется последний! — сказал ему Владимир Сергеевич и закончил рассказ: — И вот привели сюда. Ну, что будем с ним делать?
— Это что, следствие или уже суд? — спросил Лешка.
— Суд! — сказал я.
— Нет, погодите, — вылез Лешка из шалаша, — дайте мне слово! Во-первых, надо установить, для кого я фотографировал. Для себя лично или для всех нас — это раз; во-вторых, отметим, я не просто снимал, а культурно обслуживал население; а в-третьих, скажите, кто ограничивал меня? Никто! Я имел право пойти на станцию и помогать нести дачникам сумки? Я имел право показывать людям, где тут можно снять дачи? Но я не пошел на это. А если в доме отдыха вышла осечка, то я тут ни при чем!
— У тебя в голове осечка вышла, — сказал Владимир Сергеевич. — Ты должен был найти себе общественно полезную работу, а не легкую халтуру, понимаешь? Мы ведь об этом уговаривались?
— А у меня голова закружилась, когда мне Нарька по шее дал около пляжа. И у меня все мысли рассыпались! — с невинными глазками сказал Лешка.
— Ладно, — сказал Владимир Сергеевич. — Если ты упорствуешь и не признаешь свою ошибку, знай, что к концу нашей шалашной жизни никакого диплома ты не получишь!
— Диплома?! А какого? — спросил я, удивленный.
— Об этом только я знаю! — сказал Владимир Сергеевич. — Доживете — увидите!
Тем временем, пока мы разговаривали, у нас уже сварилась картошка, и мы сели ужинать. Лешка насупился и ел молча.
В лесу уже стемнело. Стал накрапывать мелкий дождь. От костра наши лица были черно-красными. Если бы кто-нибудь посмотрел на нас со стороны — точь-в-точь разбойники пируют!
И в этот момент, ведя перед собой велосипед, к нам пришла Зойка! На ней был голубой плащ с капюшоном и высокие резиновые ботики.
— Владимир Сергеевич, что с вами? — положив велосипед на землю, быстро спросила она.
— Да ангина… — слабым голосом ответил наш вождь.
— Ну, это дело поправимое. Вы знаете? Минут пятнадцать назад ко мне под окно пришли Нарик и Гарик и стали меня разыгрывать какой-то запиской. А я эту бумажку вырвала у них, захлопнула окно и все прочла!
— Это они у меня ее отняли! — сказал Лешка. — Я шел к тебе, а они напали…
— Это возмутительно! — сказала Зойка. — Я, честное слово, пойду к Нарькиному отцу. Он как раз сегодня приехал. Вот лоботрясы!
— Да плюньте на них! — Владимир Сергеевич пожал Зойкину руку. — Мы сами с ними рассчитаемся. Дайте только встану! А вы мне что-нибудь принесли?
— Принесла. Только пенициллин не в таблетках, а в ампулах. Подойдет? У нас другого не было.
— А кто ж ему укол сделает? — удивился я.
— Я, — ответила Зойка. — Я тут все привезла: стерилизованный шприц, иголку, спирт. Это у папы всегда дома есть. Вы доверитесь мне, Владимир Сергеевич?
— Пожалуйста! А иголку не поломаете?
— Не волнуйтесь, я уж не первый раз. Я бы и папу сюда привела, но он в Москве. У него сегодня операция… Только вот здесь очень мало света!