По правде говоря, в свете последних месяцев я бы первой встала в очередь за этой идиотской майкой. Я бы купила её всех цветов и носила целую неделю.
Мама нагнулась, подняла мой рюкзак, лежавший на траве рядом с лестницей, и заглянула в него.
– Ты положила себе еду в дорогу?
В один стремительный прыжок я оказалась возле неё, чтобы выхватить рюкзак из её рук. Спасибо всевышнему за десять тоскливейших лет занятий балетом. Приземлившись у края дорожки, одним лёгким движением я выхватила рюкзак.
– Да! – ответила я, и, ощутив необходимость объяснить свою прыткость, добавила: – И она не для тебя.
Я прижала рюкзак к груди.
Мама посмотрела на меня, будто у меня поехала крыша, но развивать эту тему не стала, так как времени до отъезда оставалось всё меньше.
Я улыбнулась одними губами, потому как не хотела, чтобы мама увидела то, что я прятала: выпуск журнала «SPIN» от февраля 1994 года. Того самого, что мы с Тессой купили на её кредитку.
Несмотря на лёгкую потрёпанность, журнал был в довольно хорошем состоянии для двадцатилетнего глянцевого издания. Девушка на обложке была одета в чёрное платье с длинными рукавами, её губы подчёркивала помада сливово-фиолетового цвета, а глаза – густая чёрная подводка. На ногах красовались рваные серые колготки и сапоги со шнуровкой до колен. На лице была не то, чтобы улыбка, скорей, она выглядела так, будто была готова улыбнуться в случае удачной шутки. Так что, уж простите меня за слова из песни Мадонны, но: «Кто эта девушка?»
Бум! В точку!
Девушка на обложке – моя мать, а закрывавший её колени фиолетовый заголовков гласил: «Мэг Фэррис, первая девушка на Луне». Позади виднелась бледная серебряная Луна, прямо как с обложки альбома «Shelter» для журнала «Море спокойствия». Слева от девушки стояли остальные члены группы: басист и ударник, Картер и Дэн, не забывавшие наведываться к маме, проезжая Баффало. Они были для нас с Луной эдакими добрыми дядями: привозили нам записи и концертные постеры, и всегда таскали нас в пиццерию.
На обложке также был гитарист – красивый, высоченный, в чёрной футболке и джинсах – мой отец, Кирен Феррис. С недавних пор злостный неплательщик алиментов, человек-загадка, а также автор двусмысленных странных песен про лето.
В саду пышными кустами цвели тёмно-розовые лилейники, а также желтоглазые ромашки, яркие как звёзды. Я уеду, а моя мать так и останется здесь, прореживая кусты роз и снимая слизней с георгинов. За неделю, что меня не будет, она сделает три или четыре маленькие скульптурки, каждой из которых суждено оказаться в гостиной какого-нибудь богача. И она будет ждать меня, чтобы услышать, как отреагировала Луна на ее сообщение.
Я развернулась к машине. Мама забралась на водительское сиденье, и из динамиков раздались «Smiths». Дасти сидела сзади, прижавшись носом к окну с моей стороны, и бешено махала хвостом.
– Позаботься тут о маме, – сказала я ей через стекло, как, если бы собака была кем-то вроде той собаки-няньки из «Питер Пэна». Хотя я знала, что Дасти могло хватить только на перебранку с мотоциклами, проезжавшими по нашей улице с односторонним движением, а ещё на отваживание кроликов от сада. Но она точно не смогла бы усмирить Мэг Феррис. Я подошла к маминому окошку.
– Поехали! – сказала мама и надела солнцезащитные очки. – Ноги в руки, сматываем удочки, или как там ещё?
– Чтобы уехать-то? Давай без этого, – попросила я. Обойдя машину, я на минуту остановилась, чтобы написать сообщение, пока не забыла: «Я подгоню слова друг к дружке, как жемчужины на нить, чтобы запомнить, как придётся, а о случившемся забыть».
– Фиби! – рявкнула мама.
Я нажала на «отправить» и открыла дверь, прижимая сумку к себе так, словно в ней был котёнок, или младенец, или еще кто-то, требующий нежного обращения и защиты от мира и от самого себя. Этот журнал символизировал собой смысл моего существования, а также Тессу и то, как я подвела нашу дружбу. Поиск этого журнала, возможно, стал последним добрым делом Тессы для меня, потому что последнее доброе дело, которое я пыталась сделать для неё, приняло совсем не тот поворот.
Глава 5
В апреле, еще, будучи друзьями, мы с Тессой пошли на вечеринку в большой старый дом на другом конце города. Это был один из первых приятных весенних деньков в Баффало, а нам так опостылела зима, что мы были счастливы оказаться на свежем воздухе. Каждая травинка казалась нам маленьким чудом, так же, как и сочные гладкие листья на деревьях, как и запах травы, совершенно вскруживший мне голову. Хоть я и не горела желанием идти на ту вечеринку, я всё же надела джинсы со свитером и выкатила из гаража свой велосипед, чтобы вместе с Тессой колесить по погрузившимся в темноту улочкам. И так до самого Делоуэрского парка.