С утра, пока солнце не успело раскалиться, мы с Луной отправились в булочную. Там мы заказали медово-пшеничные булочки с сыром, которые, по словам сестры, пеклись здесь же, и ждали их, прислонившись к прилавку в конце очереди. Парень за кассой внимательно разглядывал Луну, возвращая ей сдачу.
– Ты Луна, – сказал он, склонив набок голову, но его тщательно уложенный беспорядок на голове даже не шелохнулся.
– Ага, – ответила она, изобразив улыбку Моны Лизы и расправив плечи.
Парень забрал с кухни наш пакет с булками и передал ей.
– Из «Luna and The moons».
Девушка, работавшая рядом, положила локти на прилавок и стала рассматривать сестру так, словно тоже знает её, но никак не может вспомнить.
Луна кивнула, качнув волосами.
– Она и есть.
Парень широко улыбнулся.
– Мы тебя на днях видели в «Тюльпанном клубе».
– Клёво, – Луна и сама расплылась в улыбке. – И как вам?
– Было классно.
– С публикой нам повезло. Спасибо, что пришли.
И она снова улыбнулась, совершенно искренне, и мы вышли через стеклянную дверь. Она закрылась за нами под аккомпанемент колокольчика, и я подумала: и это всё? Если это так просто, то почему, когда каждый раз маму спрашивают, кто она, ей необходимо разыгрывать весь этот спектакль с притворством и отрицанием?
Продегустировать купленные булочки мы отправились на набережную Бруклин Хайтс. Сев на красную лавочку в тени какого-то тощего дерева, мы устремили наши взоры на мерцавшую синюю реку. Нам открывался вид на позеленевшую Статую Свободы с прямой спиной и факелом в руке. Издалека она казалась намного меньше, чем я ожидала.
Держа в руках булку в форме идеального круга, Луна вытянула вперёд носок левой ноги и провела большим пальцем линию на земле.
– Как квартирка у Арчера? – спросила она.
– Навороченная, – ответила я, глядя в сторону реки, чтобы не пришлось смотреть на сестру. – Только вот отец у него – псих.
– Значит, как и у нас, – сказала Луна и широко развела руками, будто балерина.
Она опять выступала, только тихо, поэтому её благодарным слушателем была только я. Этакая импровизация, в которой было мало смысла, но могла позабавить зрителя, даже когда речь шла о нерадивых отцах.
Ветер поднял мои волосы и снова бросил их мне на плечи. Послышался корабельный гудок – протяжный низкий гул, как будто взревел большой зверь. Слон, к примеру, или морж, то есть кто-то с внушительными по размеру лёгкими и носом. Всё же, как здорово, что морское судно может вот так гудеть, предупреждая о своём приближении. В жизни очень не хватает таких предупреждающих сигналов.
Луна вздохнула.
– Прости меня, но мне придётся положить этому конец.
– Что?
Я резко перевела на неё взгляд, но теперь она глядела в сторону воды. Только если она не натренированный шпион – или если Арчер не сказал ей – то она никак не могла узнать о моём походе к отцу.
Луна посмотрела на меня.
– Забудь об Арчере, – для усиления акцента она тряхнула головой.
– В смысле?
Меня охватила такая паника, что я никак не могла уловить, что она имеет в виду. Мимо пробежала школьница, догоняя удравшую с поводка собаку, и я повернула голову, чтобы посмотреть за ней. Девочка была в шлёпках, отчего собаке было несложно оставаться на свободе.
– Как о парне. Понимаю, он симпатичный, и он мне тоже нравится, но у него много проблем, – твёрдо сказала она.
Скрывая облегчение, я обернулась к ней. Разговор точно не связан с отцом.
– А кто говорил, что он мне нравится?
Она обратила ко мне такие же сине-зелёные и ясные, как у мамы, глаза.
Мы немного помолчали. Здания на краю Манхеттэна были похожи на декорации или чей-то макет. Они были чересчур идеальными и геометрически точными, чтобы быть правдой.
– И какие у него проблемы?
Луна смяла в руке фольгу и засунула обратно в пакет, после чего вытянула ноги и посмотрела на свои туфли.
– Такие, что за несколько дней не решаются, – сделав глубокий выдох, она медленно выдохнула, будто медитируя. Потом снова посмотрела на меня. – Как и мои.
Я понятия не имела, что она имела в виду.
– Твои что?
– У меня почти такие же проблемы.
Её улыбка казалась очень неуверенной, будто могла исчезнуть в любую секунду.
Я вдруг поняла, что так крепко вцепилась за край лавки, что могла прощупать все неровности дерева.
– Тогда, может, я предупрежу Джеймса насчёт тебя?
– Не думаю, что он послушается, – сказала она, слегка покачивая головой.
– А я почему должна?
– Потому что, если ты не послушаешься, я расскажу маме. И тогда тебе придётся выслушивать это от неё, – сейчас она снова казалась прежней, уверенной в себе и своей правоте. – Она тут же запрыгнет в машину и будет здесь к ужину.