– Видимо. Потом ты родилась. Но как ты можешь знать, где она была, когда узнала о тебе?
Луна подтянула под себя ноги.
– Она однажды рассказала мне. У них всё равно тем вечером был концерт, несмотря на то, что её вырвало за сценой за десять минут до выхода, – она сгримасничала. – Она сказала, что была очень рада этому. Но я не знаю, верить ей или нет. Как она могла быть рада?
– Не знаю. Она так легко от всего отказалась. Не думаю, что маму вообще когда-либо заботило, звезда она или нет. Может, она была к этому готова.
Луна застыла в одном положении, размышляя над этим.
– Может.
– В любом случае, это же я стала самой большой ошибкой?
– Что? – Луна повернулась ко мне лицом и впервые за это время посмотрела прямо мне в глаза.
– Именно это ты сказала мне, в детстве. Ты сказала, что ты была случайностью, а я – ошибкой.
У Луны округлились глаза.
– Чего? Чёрт, Фи! Прости меня за это, – она вздохнула. – Я не это имела в виду. Я даже не помню, что говорила это.
– Всё нормально, – сказала я, хоть это и было не совсем так.
– А знаешь, Фиби, я подумала, что если кто и может понять отца, то это ты, – она посмотрела на меня, сузив глаза, – ты знаешь, каково это.
– И я понимаю. Но это не значит, что мне не интересна его жизнь, – я нагнулась, чтобы открыть сумку. Журнал по-прежнему лежал во внутреннем кармане. Ждал. Думаю, пришёл, наконец, час, чтобы достать его. Я протянула его ей.
– Вот, взгляни.
И она посмотрела. Луна держала журнал обеими руками и изучала его так, словно заголовки были написаны на другом языке, который она знала когда-то, но со временем забыла.
– Я никогда этого не видела. В смысле, вот так, вживую. Откуда он у тебя?
– С «eBay». Знаю, это глупо, но я просто подумала, что если возьму его в руки, то смогу лучше всё понять. Но это не особо помогло, – я положила ладони на щёки. Они были горячими.
Луна дотронулась указательным пальцем до заголовка «Первая девушка на Луне».
– Зато помогает мне, – сказала она.
– И как?
– Не знаю. Мне просто хорошо, – сестра начала приглаживать левой рукой складки обложки. Так же, как я. – Приятно видеть их такими. Смотрю на них и понимаю, что всё будет хорошо.
– Но как же это, ведь для них это ничем хорошим не кончилось.
Она подняла журнал выше и сощурилась на фото родителей.
– Ну, хоть они и расстались, мы здесь, и у нас всё хорошо. Я права?
– Конечно, – ответила я почти искренне.
Она посмотрела на меня, наморщив брови.
– Не могла просто сказать мне, что ходила к нему? – в её вопросе не слышался упрёк, скорее любопытство, и у меня не возникло желания оправдываться. Я просто попробовала объяснить.
– Я думала тебе сказать, но решила, что тебе не захочется об этом слышать. К тому же, это всё равно не было чем-то особенным. Мне просто было любопытно.
– Ты говорила с ним?
– Совсем чуть-чуть. Он в основном показывал Арчеру студию. Отец тогда записывал девушку с розовыми прядями в волосах. Хотя она была ничего.
– А сколько ей лет?
– Постарше тебя. Может, двадцать восемь. Её, вроде, зовут Прю.
Я на мгновение закрыла глаза, чтобы вызвать в памяти запах папиной студии, аппаратуру, усилители, запах жжёных кабелей и проводов.
– Да ты сама ни разу не обмолвилась о том, что он приходил к тебе на концерт.
– Да, так получилось. Прости меня.
– Ты говорила, что не видела его, пока жила в Нью-Йорке.
Луна помотала головой.
– Я сказала, что не разговаривала с ним. Да и не видела. После выступления я сидела в уборной, пока он не ушёл, – она открыла журнал и начала листать. – Прю тогда выступала с нами.
– Страница семьдесят семь, – сказала я, и это напомнило мне о Джессике из самолёта и о том, как я притворялась кем-то, кем я не была. Но это была настоящая я: дочь двух людей, которые смогли какое-то время удерживать на плаву группу, но не смогли сохранить семью и на несколько лет. Я была скрытной, но преданной. Собранной, но запутавшейся. Потерянной, но найденной, и слегка озлобленной. И я была очень... очень терпеливой. Да, вот какой я была. И на сегодня этого было достаточно.
– Может, Прю и ничего, но она подошла ко мне, после того, как он ушёл, и сказала: «Как должно быть здорово, иметь такого отца!» – Луна скорчила презрительную гримасу. – Это после пятнадцати-то минут общения с ним? Видимо, он сказал ей, что ему понравилось, как она поёт. Я тогда решила, что он просто заигрывал с ней, но он, оказывается, был серьёзен. Раз они работают вместе.
И она замолкла. Может, она задумалась над тем, каково это было бы – работать с отцом над записью их нового альбома? Она вообще когда-нибудь задумывалась над этим?