Я изучала его лицо, то, как он вспоминал. А смотрел он только на скульптуру, не на меня.
– Она раздала их все, – он взял птицу, поставил к себе на ладонь и с минуту разглядывал её. Затем поставил обратно. – Немного покосилась. Я пару раз переезжал, но она всегда возвращалась на эту полку, – он посмотрел на меня. – Расскажешь ей о том, что она всё ещё у меня?
Я немного склонила вбок голову.
– А ты этого хочешь?
– Мне нужно немного подумать.
Когда мы выходили на улицу, я положила руку к себе в карман и нащупала там камушек, тот, что выкрала с папиной полки. Он был гладким и прохладным, и я знала, что переложу его потом в сумку, к журналу «SPIN», к Сэлинджеру и к моей книге со стихами. И я почувствую, как сумка станет тяжелее, как отец чувствует тяжесть маминой птички всякий раз, как переезжает в другую квартиру, или может каждый раз, как проходит по коридору, когда свет лампы отражается от его расправленных крыльев. Иногда самым тяжёлым становится то, что почти ничего не весит.
Глава 48
На той же улице, что и дом отца, располагалась кафешка с широкими стеклянными окнами и алой неоновой вывеской. В ней почти никого не было, когда мы пришли, поэтому мы сели за столик на шесть человек за чёрными диванчиками у окна, выходившего на дорогу. За припаркованными у обочины машинами я могла видеть вывески для поезда G, откуда я недавно вышла, и прачечную, наполненную сияющими белыми стиральными машинами.
Отец откинулся на диванчик и открыл меню. Официантка – около тридцати, блондинка, с крошечным блестящим колечком в носу – улыбалась так, словно знала его. Она зажгла маленькую свечку в баночке и поставила в центр стола. Померцав сначала, свеча успокоилась и выпрямила своё пламя.
– Я подойду, когда вы будете готовы, – сказала девушка. Её улыбка была немного широковатой, но искренней, за что она мне сразу понравилась.
– Я знаю, чего хочу, – сказала я, даже не открывая меню. – Черничные блинчики.
– А вам? – официантка посмотрела на отца.
Он закрыл своё меню.
– Яичницу, картошку по-домашнему и тост, пожалуйста.
– Так, хорошо. Что из напитков?
Я уже подумала заказать пиво, просто чтобы посмотреть на реакцию отца, но в итоге не осмелилась.
– Просто воды, – сказала я. Отец кивнул, и официантка отправилась на кухню.
Я попробовала посмотреть на улицу, чтобы не пришлось смотреть на отца, но из-за сгущающихся сумерек в окне отчётливо были видны лишь наши собственные отражения. И всё же, за отражениями я смогла разглядеть женщину со светлыми косичками, в чёрном платье, которая несла две набитые одеждой наволочки для подушек. Из-за занятых рук она не могла открыть дверь в прачечную. К ней на помощь подоспел пожилой мужчина, выгуливавший маленькую коричневую собачку. И когда я настроилась понаблюдать за этой сценой, или за тем, что смогла бы увидеть, как отец решил начать беседу.
– С Луной всё в порядке?
– Всё хорошо, – я посмотрела на него, потом на солонку. – Она очень устала за день, а я нет.
Он провёл рукой вдоль края стола.
– Она ведь не знает, что ты здесь?
Я чувствовала, как он продолжал смотреть на меня, поэтому тоже подняла глаза. Да и к чему было обманывать.
– Нет. Она взбесилась, когда узнала, что я была у тебя тогда, – я улыбнулась. – Поэтому совершенно логично, что я опять пришла к тебе.
Он тоже улыбнулся и повернул голову в сторону прилавка. Официантка шла к нам с водой. На короткое мгновение его профиль напомнил мне ту крошечную фотографию с заднего оборота его пластинки, только крупнее.
– Если тебе важно моё мнение, то я рад, что ты пришла.
Мама ненавидела эту фразу – если тебе важно моё мнение. «То есть ты хочешь сказать, – говорила она мне, – что то, что ты думаешь, не так уж важно? Тогда просто не говори это!»
Наверное, она права, но я не хотела цепляться к нему. К тому же, мне это было важно. Важно, что он сказал мне, что он рад мне. Я достала из сумки журнал и положила его перед отцом.
– Ух-ты, – сказал он, взяв его в руки. – Давненько же я его не видел, – он развернул журнал обложкой к себе, скрыв её от меня на секунду, а потом снова положил журнал на стол. – Смотри-ка, какой красоткой была твоя мама, – он посмотрел на меня. – Ты очень похожа на неё.
– Я? – я машинально дотронулась до своего лица, как тогда Джессика в самолёте, потому что решила, что изменилась с тех времён. – По-моему, не я, а Луна.
Он кивнул.
– А, да, она тоже, но больше всего в Луне от мамы – это её голос.
Я подняла пакетик с сахаром и стала мять его между пальцев. Что я на самом деле хотела сделать, так это разорвать его и высыпать на стол, чтобы рисовать из крупинок узоры. Понятия не имею, почему.