– Ты бы не ушла. Твоя мама не ушла бы. В смысле, она и не ушла.
Он улыбнулся, и это была такая большая широкая улыбка, что на секунду я решила, что он спятил.
– С ней было очень нелегко. То есть, она была красивой, да ещё с таким голосом, от которого у всех крышу сносило. Но помимо этого в ней было очень много силы.
От воспоминаний он впал в некую мечтательность.
– Когда мы только начинали, то несколько раз выступали с одной группой под названием «Salt Sky», – он покачал головой. – Их солист так втюрился в неё, что, думаю, мог бы отвоевать её у меня, если бы только она захотела, – отец положил вилку. – Сильно же он её донимал. Короче, однажды он напился и попытался поцеловать. Уже было поздно, концерт закончился. Мы грузили инструменты через задний выход, – отец на секунду замолк, проводя рукой по волосам. – Я не видел, что он сделал, но видел, чем всё закончилось. Она вмазала ему прямо в челюсть.
Я улыбнулась. Да уж, от мамы такое можно было ожидать!
– Он упал на спину. Я застыл, просто стоял там и смотрел на неё. Я не знал, что надо делать в таких случаях, – он усмехнулся. – Мы встречались всего три месяца. Я бы сделал всё, чтобы защитить её, но казалось... что ей и не нужна была моя помощь, – сейчас улыбались только его губы, а глаза – нет.
Я подалась вперёд, впившись руками в ближайший край стола и сосредоточив всё своё внимание.
– Короче, сначала он просто лежал там, но потом она подала ему руку, чтобы помочь подняться. Он встал, выпучив глаза и потирая челюсть. А она просто сказала ему напоследок: «Нет», – отца это будто забавляло. – Затем она взяла меня за руку, и мы пошли в наш фургон. Думаю, я сразу понял, прямо там, на той самой улице, что женюсь на ней.
Пожалуй, это была самая большая речь, что мне когда-либо доводилось слышать от отца. Он выглядел слегка смущённым, и даже отвернулся к окну. Я тоже посмотрела в окно, но там было так темно, что я не видела ничего, кроме светящейся вывески прачечной. Помимо неё я видела только нас: меня и моего отца.
Он вздохнул.
– Она была очень сильной. Поэтому-то и смогла создать для вас с Луной лучшие условия для жизни. Я восхищаюсь ею за это.
Внутри меня тут же вспыхнуло пламя гнева. Молодец, что восхищается, пока она батрачит из последних сил, лишь бы одной вырастить двух дочерей.
– Ты когда-нибудь говорил ей это?
Он потряс головой.
– Думаю, нет. Вот такой я подлец. Уверен, что мама уже сообщила вам об этом.
Ну, тут он ошибался. Даже за последние два года, всякий раз, когда Луна заводила громкие речи на тему отца, мама почти ничего не говорила в ответ.
– Вообще-то... Вообще-то она почти и не говорит о тебе. — Только произнеся это, я задумалась: это лучше или хуже?
Отец смотрел в свою тарелку, рассматривая яичницу так, словно пытаясь запомнить её жёлто-белый рисунок и кружевные края.
– Хотя Луна точно считает тебя подлецом, – сказала я, будто бы это уточнение могло как-то утешить его.
Отец выдохнул, и это было похоже на тихий нервный смешок.
– Я её не виню. У меня плохо это получалось.
– Получалось что?
– Быть отцом, – он прислонил руку к щеке. – Мне стольким ещё хотелось заниматься.
Я выдавила сироп на последние кусочки блина, после чего с силой поставила бутылку на стол. От удара дрогнуло пламя свечи, а банка с сахаром задрожала.
– И ты мог бы продолжать всем этим заниматься.
Он кивнул.
– Наверное, ты права. Я просто не знал, как.
Потом он склонился ко мне и, понизив голос, продолжил:
– Когда Мэг узнала, что забеременела, то захотела всё закончить. Я же не хотел. И я убедил её остаться ещё на несколько туров. Нам помогала твоя тётя Кит.
Конечно же, я знала это, но я не стала ему говорить, что видела фотографии. Одну я помню особенно хорошо: тётя Кит со своей короткой стрижкой, как более кроткая, «птичья» версия моей мамы, широко улыбается, с полугодовалой Луной в слинге, и прикрывает ей уши руками. Они что, и правда, брали нас с сестрой на свои выступления? Или эта была просто репетиция? Меня всегда это интересовало, но сейчас мне не хотелось отвлекаться.
– Почему ты перестал звонить нам?
Он смотрел на меня с таким выражением, будто пытаясь найти какую-то разгадку. Словно я была той 3D картинкой, на которую нужно долго-долго смотреть, стараясь расфокусировать взгляд, пока не появится другое изображение.
Тогда я продолжила.
– Ты сказал, что хотел, чтобы мы были в твоей жизни. Но ты ушёл. Совсем. До этой недели, я не видела тебя почти три года.
Я начала тараторить, из-за чего язык едва поспевал за моими мыслями.
Отец положил обе руки на край стола, затем посмотрел на меня.
– Я думал, что вы не хотите меня видеть.