– Я же тоже… Немножко меня есть и в нем. И если ему очень больно, то и мне больно. И эти пять лет – мои лучшие пять лет.
– Вот и постарайся ему помочь – мысленно. Передавай мысли на расстоянии. Пусть ему будет легче, вы же были близкими людьми.
– Да, я попытаюсь.Слишком много слов – никому не интересно. Мы все слишком больны. Можно ведь просто сказать: «Я умираю». И это факт – исчерпывающий. Никому не нужна наша предсмертная агония.
– Не раскисай. Ему бы не понравилось.
– Обещаю. Ты-то сам как?
– Я ничего, нормально. Жив. Даже практически здоров.
– Ну, объясни, Владик, как это тебя угораздило второй раз? Как это возможно – два раза одно и то же. Месяц прошел только… Как?В Москве живет много людей. Но не так велика доля тех, кто называет себя философами. Нет, мы здесь не говорим о городских сумасшедших, преданных идее всеобщего равенства и единения. Мы о тех, кого величают «философами» по всем правилам, с ударением на третий слог, в соответствии с «корочкой». Она же – диплом о высшем профессиональном образовании, в котором гордо прописано «Философ», а далее следует утилитарная и немного снижающая пафос мыслителя строчка: «Преподаватель философии». И узкая когорта этих людей в Москве крайнее любопытна. Эти наследники Мамардашвили и Лосева могут быть неотличимы в толпе, однако выделить их может небрежный наряд – не нарочито по моде, а вполне невинно – от незнания. Впрочем, Москва многогранна, и даже прожив здесь всю жизнь, вы можете и не столкнуться с живым философом.
Марии повезло больше остальных. В карусели московской тележурналистики вертелись все возможные типажи гуманитариев – философы в том числе. И прагматичная красавица наконец-то нашла, что искала, и что мог, но не захотел дать ей Георгий. Она подружилась с этими странными людьми.
О влюбленности речи быть не могло, но она легко соглашалась на приятельство, а в запущенных случаях первая шла на контакт. Влад был другом Машиного коллеги; будучи знакомыми «через человека» (вспомним теорию рукопожатий), они однажды встретились и подружились дружбой-жалостью. Причем чувство это было обоюдным. Она жалела его, голубоглазого и кудрявого, за то, что он бедный и такой непутевый. Он жалел ее, красивую и застенчивую, за игру в пустоту, за красивые платья и серьги, за ночи в Jet Set, за ее богатых, но тревожащихся мужчин и за невлюбленности.Влад преподавал философию, а до этого год стажировался в Оксфорде. Когда он вернулся в Москву, деньги не начали стремительно падать с неба, но привычка элегантно повязывать шарф осталась; более того, она казалась имманентно присущей ему.
Но что бы ни говорили, доход в пятнадцать тысяч рублей и непростое восприятие мира делали свое дело. За последнее время Владику дважды проламливали череп.
В первый раз она узнала об этом от их общего друга. С самим Владом она на эту тему не разговаривала – решила выждать паузу, пока он поправится. Судя по рассказам, дело было так: изрядно выпивший Владик вышел из метро – а передвигался он исключительно в общественном транспорте – и заприметил группу «лы-севатых», вроде бы спокойно попивавших пивко неподалеку. Обладая истинно славянской физиономией, Влад, казалось, был обеспечен иммунитетом перед этой шайкой.
Есенинские кудри, как ни крути. Но у пьяного Влада абсолютно отключился инстинкт самосохранения. Он целенаправленно двигался к парням, предлагая им риторику, суммой которой являлось то, что «евреи на самом деле хорошие, за что же вы их не любите». Совершенно точно можно утверждать, что еврейских корней за Владом не числилось. Парень просто не в лучшем месте и не в лучшей компании решил заняться улучшением, так сказать, генофонда нации. И пострадал – врачи нашли трещину в черепе, кусочек которого задел мозг. Сделали операцию. Чувствовал он себя, со слов друга, нормально.
А дальше случилось совсем непонятное. Вроде бы Влада выписали, вроде бы все было хорошо. Но прошло не более месяца, как их общему другу пришла эсэ-мэска: «Лежу с проломленным черепом. Телефон сейчас сядет». Друг немедленно перезвонил с надеждой на то, что это розыгрыш, но трубка равнодушно проверещала, что абонент находится вне зоны действия сети, после чего последние угольки надежды перестали теплиться.
Правда, на этот раз оказалось, что ссора и последующая драка произошли с товарищем. Просто они разошлись в материях понятийного аппарата. Однако результат один – трещина в черепе.
12 апреля 2008 года
То: George
Я расскажу тебе сейчас, ты раньше этого не слышал. Когда-то я была маленькая и не знала тебя. Нет, я думаю, все уже тогда было предопределено, и я обязательно должна была тебя встретить. Тем не менее тогда я была маленькой девочкой со своими причудами. Мне очень нравилось слушать разные истории, и они мне хорошо запоминались. Я придумывала свой собственный мир – по сказкам. И знаешь, мне никогда не нравились эти сказочные томные красавицы. Нет, точно никогда не нравились. Я не так хотела: не хотела быть просто красивой, они ведь как будто ничего не чувствовали – такие куклы на витрине. Ждут своего часа, ждут, когда их выберут. А до этого как будто и жизни нет. И после – тоже нет. Непонятно, какая она.