Он спросил в людской — никто не видел Симины. Тогда он вышел через веранду в парк и направился к дворовым постройкам. Вот и случай поглядеть на пресловутую кормилицу. По дороге ему попалась экономка, которая сообщила в ответ на его вопрос:
— Барышня пошли на старую конюшню.
И указала на полуразрушенный сарай, видневшийся вдалеке. Егор повернул в ту сторону, руки в карманы, покуривая. Он не собирался придавать масштабов экспедиции своим поискам Симины. «Ого, какое гнездышко для ведьм», — подумал он, входя в каретный сарай. Сарай был длинный, темный, заброшенный, с прорехами в крыше. В дальнем конце он разглядел Симину, сидящую в допотопном экипаже. Завидев его, девочка быстро отшвырнула прочь какую-то тряпку, которую держала в руке, поднялась на ноги, и по ее взгляду Егор понял, что поединок будет нелегким.
— Вот ты куда забралась, Симина, — начал он нарочито жизнерадостным тоном. — Что ты тут делаешь?
— Я играла, господин художник, — ответила Симина, глядя на него немигающими глазами.
— Что за игры! — изобразил удивление Егор, подходя ближе. — В старом пыльном драндулете...
Он осторожно потрогал пальцем фонарь, но не обнаружил ни следа пыли. Тогда он понял жест Симины, бросившей тряпку при его появлении.
— Драндулет-то старый, да ты, я вижу, им дорожишь, — продолжал он. — Смотришь за ним, в чистоте содержишь...
— Нет, — отпиралась Симина, — я просто тут играла и, чтобы не испачкаться...
— Что ж ты тогда так испугалась и тряпку бросила? — наступал Егор.
— Не могла же я подать вам руку с пыльной тряпкой, — парировала Симина. Выдержала паузу, улыбнулась. — Я думала, вы захотите поздороваться со мной за руку, — кокетливо добавила она.
Егор покраснел. Он сразу проиграл очко.
— Чей это был экипаж? — спросил он.
— Девицы Кристины.
Они резко скрестили взгляды. «Знает, — понял Егор, — она знает, что произошло сегодня ночью».
— Ах, Кристина, — заговорил Егор, как будто ничего не заметив. — Бедная старушка! Какая у нее была ветхая, допотопная коляска — под стать самой бедной тете. На этих подушках она покоила свои старые косточки, когда выезжала подышать свежим воздухом... — Он засмеялся, закружил по сараю. — В этой шикарной барской коляске она разъезжала по имению, и ветер продувал ее насквозь и трепал ее седые волосы... так или нет? — Оборвав смех, он остановился перед Симиной.
На губах у девочки играла улыбка брезгливой жалости и сарказма. Встретясь глазами с Егором, она попыталась сдержать улыбку, как будто ей было за него стыдно.
— Вы прекрасно знаете, что девица Кристина, — заговорила она, нажимая на это слово, — что девица Кристина никогда не была старухой.
— Ни ты, ни я ничего о ней не знаем, — отрезал Егор.
— Зачем же так, господин художник? — простодушно удивилась Симина. — Ведь вы ее видели...
Ее глаза зловеще засверкали, торжествующая улыбка разлилась по лицу. «Это западня, — мелькнуло в голове у Егора, — еще слово, и я схвачу ее за горло и пригрожу задушить, если она не выложит мне все, что ей известно».
— на портрете, — закончила Симина после точно выверенной паузы. — Девица Кристина умерла совсем молодой. Моложе, чем Санда. И моложе, и красивее, — добавила она.
Егор пришел в замешательство: снова она выскользнула! «Как же вывести Симину на чистую воду, чтобы можно было напрямик задать ей вопрос?»
— Ведь вам Санда нравится, правда? — вдруг пошла в атаку она сама.
— Да, нравится, — подтвердил Егор, — и мы с ней поженимся. А тебя возьмем с собой в Бухарест, ты будешь моей маленькой свояченицей, и я сам займусь твоим воспитанием! Я уж постараюсь выбить из твоей головки все химеры!
— Не могу понять, за что вы ко мне так придираетесь, — оробев, защищалась Симина.
Угроза, а может быть, просто повышенный и суровый тон Егора поубавили в ней дерзости. Она затравленно озиралась, как будто ожидая какого-то знака себе в поддержку. И вдруг с улыбкой облегчения замерла, найдя опору для глаз где-то в углу сарая. Взгляд ее стал отсутствующим, остекленевшим.
— Напрасно ты туда смотришь, — тем же тоном продолжал Егор. — Напрасно ждешь... Твоя тетка давным-давно умерла, съедена червями и смешана с землей. Ты меня слышишь, Симина? — Он перешел на крик и схватил ее за плечи. Ему самому было жутко слышать свой срывающийся голос, свои жестокие слова.
Девочка вздрогнула, еще больше побледнела, поджала губы. Но как только он отпустил ее, тут же снова уставилась в угол через Егорово плечо — блаженными, зачарованными глазами.
— Как вы меня тряхнули, — наконец сказала она плаксиво, поднося руку ко лбу. — Даже голова заболела... На ребенке легко свою силу показывать, — добавила она потише, с ехидством.
— Я хочу, чтобы ты очнулась, маленькая колдунья, — снова вспылил Егор. — Хочу выбить из твоей головки дурь, чтобы ты перестала бредить приведениями, для твоей же пользы, твоего же спасения ради...
— Вы прекрасно знаете, что никакие это не приведения, — едко сказала Симина, выскальзывая из коляски и с неподражаемым достоинством проходя мимо Егора.
— Подожди, пойдем вместе, — окликнул ее Егор. — Я как раз тебя искал. Госпожа Моску меня послала на розыски... Вот уж не думал, что найду тебя за таким занятием, как чистка драндулета которому скоро сто лет.
— Это венская коляска тысяча девятисотого года, — спокойно заметила Симина, не оборачиваясь и не сбиваясь с шага. — И лет ей тридцать пять, если посчитать как следует...
Она была уже у дверей. Егор распахнул створки и пропустил девочку вперед.
— За тобой послали меня, потому что Санда заболела, — сказал он. — Ты знаешь, что Санда лежит?
На ее губах мелькнула мстительная улыбка.
— Ничего серьезного, — поспешно добавил он. — Просто разболелась голова...
Девочка не отозвалась. Они шли через двор под холодным осенним солнцем.
— Кстати, — начал Егор, когда до дома оставалось немного. — Я хотел тебе сказать одну вещь, для тебя небезынтересную.
Он схватил девочку за руку и, нагнувшись к ее уху, отчетливо прошептал:
— Я хотел сказать, что если что-нибудь случится с Сандой, если... ты поняла?.. Тогда тебе тоже конец. Это не останется между нами, надеюсь. Ты можешь передать это дальше, но не госпоже Моску. Твоя бедная матушка ни в чем не виновата.
— Я Санде и передам, а не маме, — громко сказала Симина. — Я ей передам, что не понимаю, чего вы от меня добиваетесь!..
Она попыталась выдернуть руку. Но Егор еще сильнее впился в нее, со жгучим наслаждением ощущая под пальцами по-детски пухлую и меченую дьяволом плоть. Девочка от боли кусала губы, но ни одна слезинка не замутила холодный, стеклянный блеск ее глаз. Это глухое сопротивление окончательно вывело Егора из себя.
— Имей в виду, я буду тебя мучить, Симина, я не убью тебя так просто, — свистящим шепотом заговорил он. — Прежде чем задушить, я выколю тебе глазки и по одному вырву зубки... Я буду жечь тебя каленым железом. Передай это дальше, ты знаешь, кому. Еще посмотрим...
В тот же миг его правую руку пронзила такая острая боль, что он разжал пальцы. Словно все силы разом вышли из него. Руки повисли как плети, он перестал понимать, где он, на каком свете.
Он видел, как Симина передергивает плечиками, приглаживает складочки платьица и трет предплечье, на котором остались следы от его пальцев. Видел он и то, как она старательно поправляет букли и застегивает потайной крючок на лифе. Симина проделала все это без малейшей поспешности, ни разу не взглянув на него, как будто забыв о его существовании. Потом пошла к дому упругим, проворным шагом. Егор оторопело смотрел ей вслед, пока маленькая грациозная фигурка не потерялась в тени веранды.