Старый гриб, замученный жизнью, толстый, неотёсанный и при этом обиженный на весь мир, он производил впечатление полного тупицы. Однако Патриция решила не терять надежды, так как успела, пусть бегло, но всё же оценить обвиняемого.
Да уж, нашли извращенца, нечего сказать! Среднего роста, худощавый блондинчик, даже симпатичный, ничем не походивший на грубого самца, бандита и вообще злоумышленника. Приятный, располагающий к себе парень, не способный на насилие, спокойный и воспитанный, одетый даже с претензией на элегантность. Кайтусь, должно быть, спятил, если хочет его представить Ванькой Каином.
Дело начинало всё больше увлекать Патрицию. Хотя судебных заседаний в её биографии было пруд пруди, но так сложилось, что Кайтуся в роли прокурора приходилось видеть впервые. Интересно, как он себя покажет?
Из бормотаний судьи следовало много всякого разного и в первую очередь, что Климчаку здорово подгадила предыдущая адвокатша. Нынешний адвокат показался Патриции вроде бы знакомым, не иначе уже где-то встречались.
Пожилой господин, похоже, из бывших, довоенных, в отличие от судьи настроенный скорее доброжелательно. Он вежливо, но настойчиво возражал против прекращения следствия, поскольку его участие на финальной стадии было полностью исключено, а, кроме того, обращал внимание, что дело попало к нему в последний момент, что является процедурным упущением.
Напрасный труд, он так ничего не добился, хоть и ссылался на советскую прессу. Судья плевать хотел на процедурные упущения, равно как и на всякую прессу. Его гораздо больше занимал представленный защитой документ, тот самый, что он пытался разобрать.
— Это что? — разозлился судья, тряся бумагой перед носом адвоката.
Пан адвокат не терял терпения и спокойствия:
— Заявление моего подзащитного, в котором он выдвигает обвинения против свидетельницы Зажицкой. В отношении свидетельницы в Познани возбуждено дело…
Патриция удовлетворённо хмыкнула. Вот, пожалуйста, уже есть первые эффекты вчерашнего вечернего застолья с Кайтусем, нарисовалась эта подозрительная Зажицкая, небось эксзазноба Климчака, spiritus movens всего дела!
Судья оборвал адвоката.
— Что за дело? Гражданское? Уголовное?
— Уголовное. Свидетельница вела антиобщественный образ жизни, контактировала с преступными элементами, занималась проституцией…
Судья рявкнул так, что по крохотному зальчику понеслось эхо:
— В чём суть дела?! Какая статья?!
— В мои обязанности не входит конкретизировать обвинения против свидетельницы.
— Тогда и говорить не о чем! Характеристика свидетельницы имеет второстепенное значение!
— Первостепенное! — горячо запротестовал защитник. — По мнению обвиняемого, пани Зажицкая является главным свидетелем и движущей силой всего этого дела!
Патриция не удивилась тому, что так точно угадала, а Кайтусь сказал правду. Интересно, что он этим прикрывает? Какой тут подвох?
— Попрошу конкретизировать заявление! — по-прежнему во весь голос упирался судья.
— Я настаиваю, чтобы моральный облик Зажицкой подвергся проверке…
— Каким таким образом? Соблазнить её, что ли?!
Судья начинал Патриции нравиться. Старикан-то с юмором!
— В ходе судебного следствия.
— В чём её вообще обвиняют? И почему в Познани?
— Потому что там она совершала аморальные поступки…
— Климчак обвиняет?
— Климчак, Климчак…
Пан адвокат начинал терять своё ангельское терпение, а юморной старикан разошёлся не на шутку:
— Это когда было-то? Может, ей тогда всего двенадцать исполнилось?
Гениально! Патриция даже надеяться не могла на такой цирк. Не успела она подумать, что, чем задавать идиотские вопросы, лучше бы материалы дела почитать, как вскочил обвиняемый и вежливо подсказал:
— Пятнадцать месяцев назад.
Судья раздражённо махнул на него рукой, вдавив того в скамью обвиняемых вместе с его вежливостью и подсказками. Адвокат был, похоже, одного мнения с Патрицией, поскольку подсунул судье соответствующую бумагу.
— Вот, пожалуйста, здесь всё указано.
Старый пень утомился. Рычать он перестал, но продолжал демонстрировать явные признаки неприязни к окружающему миру. Оттолкнув с крайним отвращением листок, он вернулся к своему любимому бормотанию, обиженный, будто ему нанесли личное оскорбление. Патриция расслышала только фрагменты: