— Погоди. И что ты ей ответил? Чем дело кончилось?
— Что за ложные показания у нас никого пока не посадили. Выдал ей государственную тайну. А вот насчёт апелляции пусть иллюзий не питает. Условно-досрочное при хорошем поведении, и об этом спрашивала, ещё куда ни шло, но зависит от пани Ванды, о чём я эту переменчивую Стасю уже не стал информировать. А что твой пижон? Чего ты от него хотела? Освежить милые воспоминания?
Они уже спустились с лестницы, пропустив вперёд всю оживлённо беседующую публику, и двинулись к гостинице Патриции.
— С чего ты взял, что они милые? Он умел плавать, а я нет, тоже мне радость…
— Так ты же умеешь? — удивился Кайтусь.
— Из зависти научилась. Погоди, кончай с ерундой. Я тоже насчёт апелляции… Мне показалось, что готова была ещё до окончания разбирательства, и, похоже, Островский совсем растерялся. Так и застыл с бумагой в руке… Где пани Ванда?
— В это время должна быть в прокуратуре. Ей иногда случается заглянуть на работу. Слушай, ты освобождаешь номер? Едем назад в Варшаву?
— Я — да, хватит с меня этого изобретения, что только зовётся душем, чуть себе струёй воды глаз не повредила. Как ты, не знаю.
— Я тоже.
— Тоже глаз?..
— Нет. Тоже возвращаюсь.
— Но сперва пани Ванду хочу…
— Я тоже. Жду тебя в прокуратуре.
И к немалому удивлению Патриции, Кайтусь резко повернул назад к зданию суда. Прокуратура была совсем в другой стороне, хоть и недалеко, а гостиница — совсем рядом. Патриция двинулась было туда, но засомневалась. Не мешало бы напомнить Кайтусю о литературном произведении судьи. Она во что бы то ни стало хотела его заполучить, чтобы сохранить на веки вечные. Вспомнила, что шедевр требуется перепечатать на машинке, а если машинистка под стать судье, то дело может затянуться. Сама скорей бы перепечатала. Надо было раньше предложить свою помощь… Вот балда!
И крайне недовольная собой журналистка направилась к гостинице, чтобы упаковаться и сдать номер. Времени это заняло всего ничего, но у стойки администратора она опять повстречала Зигмунда.
— Уезжаешь?
— Ясное дело, давно пора. А ты нет?
Зигмунд оглянулся. Никто не подслушивал.
— Я ещё должен проследить за апелляцией. Уже лежит у высшей инстанции на столе, правда, с завтрашней датой, зато с сохранением приговора и подписанная. Не хватало ещё, чтобы этот старый дурак выслал приговор тоже с завтрашней датой. Любой бред должен иметь свои границы.
— А мне показалось, что для некоторых границ не существует. Но процедуру надо соблюсти. Так когда?
— Думаю, послезавтра. Уж больно сильно забулькало в болоте. Я, разумеется, на всякий случай приеду. А ты?
— Тоже буду, из чистого любопытства, — заверила Патриция, зная, что точную дату выведает если не у Кайтуся, то у пани Ванды. Воспользовавшись помощью Зигмунда, который запихал её сумку на заднее сиденье, журналистка взглянула на консультанта.
— Хотелось бы узнать продолжение, — задумчиво протянула она. — Место у яслей…
— У корыта, — сухо поправил Зигмунд. — Не обижай лошадей. Это благородные животные.
— У корыта, — согласилась Патриция. — Особого значения не имеет, но я люблю детали. Тебе все подробности известны, может, поделишься?..
— Если приедешь на апелляцию, поболтаем. А может, и не только?..
В кабинете пани Ванды обстановка была гораздо менее питательная, чем дома. Кофе — пожалуйста, кофе в кабинете имелся, и даже весьма приличный, поскольку абы чего госпожа прокурор не пила.
Когда Патриция вошла, хозяйка как раз утешала расстроенного адвоката Островского.
— А чего ты ожидал? Я же предупреждала, что так будет. Какая тебе разница, что апелляцию написали вместо тебя. Тоже мне, трудоголик выискался, всё сам должен!
— Честно говоря, в таком откровенном надувательстве мне ещё ни разу участвовать не доводилось. Это уже слишком, — морщился господин адвокат. — Можно же было как-нибудь более завуалированно…
— Нельзя было. Опасались, что ты там, упаси боже, что-нибудь разумное напишешь. Тогда вся работа насмарку!
— Но здесь же откровенная белиберда! Бред сивой кобылы! Полное пренебрежение к процедурным вопросам!
— А как прикажешь иначе оставить в силе дурацкий приговор? Ну ты сам посуди, у меня уже и судья высшей инстанции припасён, абсолютный рекорд, такое и в страшном сне не приснится. А представь себе, что в самый неподходящий момент он выходит из строя, понос его пробрал или в спину вступило, а срок уже назначен, и что? Немедленная замена, кто-то помоложе и поумнее — ведь глупее просто не бывает — читает твою бумагу, и как мы тогда выглядим? Это и должен быть бред, а ты на такое не способен!