Ты так смел оттого, что уверен: всё прошлое прах,
а грядущее просто несёт на попутных ветрАх
как и волны. А если ты всё таки чувствуешь страх,
то касаешься бережно мыслью его точно шрама.
Ты однажды нащупал в нём дно — страх не так уж глубок,
он лишь мысленных образов маленький цельный клубок –
если плыть напрямик, сквозь рисуемый страхом лубок,
снова вынырнешь в явь, но расширится вдруг панорама.
Ты летишь на волне. Ты на жадной и страстной губе.
Ты в обмен на свободу все связи запродал судьбе,
из всего груза лет ты немного оставил себе:
только память о чувстве моём — маломальскую малость.
…Так приятно щемило то внутреннее торжество
от сознания, что для меня ты почти божество,
а сама я, смешное и маленькое существо,
вызываю в тебе, как котёнок, лишь нежную жалость.
И пусть ты никогда не оглядывался на меня,
взгляд с утёса мой вслед будто каменная броня,
ты становишься всё беспечнее день ото дня –
ты азартен и ты научился играть с океаном.
Но ты помнишь, что он беспощаден, силён и свинцов,
ну а если настанет любой из возможных концов,
извлечённый из сердца один из акульих резцов
только я буду вечно носить на груди талисманом.
2013
ОДИНОЧЕСТВО НА ПЛЯЖЕ
Ты ляжешь в ладонь океана — он бережно примет
твоих загорелых изгибов нечаянный дар,
волна разбивается в брызги руками твоими,
прохладная грудь у неё тяжела и тверда –
волна каждый раз её шумно роняет на скалы,
стекая как шёлк с голых плеч с полукруглых камней…
Вода обернула тебя целиком, обласкала –
тебе хорошо — ты не вспомнишь сейчас обо мне.
Ты рад одиночеству, словно тебе не знакомы
его недостатки, сегодняшний вечер лишь твой:
ты сядешь на коврик сплетённый из тонкой соломы,
набив неспеша папиросу пахучей травой…
…и явится Джа, чтоб с тобой говорить о свободе,
о внутреннем мире, и, может быть, чуть — о любви.
Ты веришь ему точно зеркалу мутному, вроде
бы Джа никогда ароматной душой не кривил…
Закат разостлал над водой разноцветные ленты,
их яркий атлас размотал на прибрежном ветру,
ты куришь, сощурившись вдаль — вот в такие моменты
зачем-то приходит вдруг мысль: я однажды умру,
умру, может быть, не изведав чего-то такого,
о чём и подумать как будто бы прыгнуть со скал…
И всё-таки странно: как крепко нас держат оковы
различных условностей. С мягкого тела песка
ты встанешь, пойдёшь безмятежно по кромке прибоя,
следы оставляя, где влажный песок чуть темней –
ты любишь весь мир — он исполнит желанье любое –
и ни к чему в этот миг вспоминать обо мне…
2013
МОРЕ ПРОСТИТ
Солнце падает в море как будто в ладонь лепесток
огнерозы. Прибрежные камни как ягоды гладки.
С каждым днём поднимается новой печали росток.
Ты глядишь на закат, а у глаз собираются складки.
Катят к зрелости годы, и то, что ещё впереди,
стало меньше того, что уже за спиною осталось…
Молодые на пляже целуются, и бередит
это душу. Ты в гору бредёшь, ощущая усталость.
На плечо золотое игриво присел мотылёк.
Мудрость знает свой срок точно так же как сбор урожая,
а любви горизонт — он всегда беспредельно далёк…
(Ты теперь поняла, идеал до сих пор обожая.)
Мотылёк как присел, с той же лёгкостью снова вспорхнёт.
Стала счастьем привычка хорошая. Много не надо.
Ты идёшь, ощущая (как будто ведро винограда
ты несёшь) бытие — уж привычный и радостный гнёт.
…Ну а если приедет (в родные края иностранцем)
на шикарной машине… Не дрогни задетой струной.
Отвернись, чтоб не выдать ни блеском в глазах, ни румянцем,
то, что жизнь без него проходила твоя стороной.
У желаний несбывшихся память остра будто жало.
Ты сожми их покрепче — как гладкие камни в горсти.
Точно бусы покойной. Хранить их — хорошего мало…
Ты однажды их выброси в море.
И море — простит.
2015
СИНИЙ ЛЁД
Острова как мороженое расплавлялись от зноя.
Горизонт таял в дымке. И изредка сквозь облака
выходило глядеть на меня как в окошко резное
белокурое солнце. Вода расправляла шелка,
на песке расстилала волнующе тонкие ткани.
Кружевные оборки прибоя касались ступней.
И глаза темнокожего — точно оливки в стакане
с молоком — первобытную страсть распаляли сильней,
чем его — леденящие синью норвежского фьорда.
Он и в джунгли не ходит без галстука и пиджака,
говорит по-английски так чисто, чеканно и гордо,
если руку мне жмёт, то моя холодеет рука…
Даже солнце, стыдясь, не целует высокие скулы,
хоть и дразнит его белизна белорусского льна.
Ночи душные здесь. Я вчера через силу уснула.
Я тоскую по родине… Или опять влюблена.
В молодого мулата. Под дробную жаркую сальса
тянут крепкие мускулы глянцевый тёмный атлас.
Потанцуй, милый мой, для меня. Чтоб скорей забывался
синий лёд этих глаз.
Синий лёд этих северных глаз.