Глава 7
По мере того как день перетекал в вечер, Харриет все больше овладевало чувство собственной неполноценности, и, когда пришло время ложиться спать, она вздохнула с облегчением.
Нони, объявившая о желании побыть в одиночестве в первый день каникул, предавалась своим собственным занятиям. Дафф с собаками, как обычно, охотился на кроликов. Он занимался этим каждый раз, когда не было дел по хозяйству. Стемнело, но Дафф все еще не возвращался, и у Харриет, которая осталась наедине со своими мыслями, было довольно времени для раскаяния. Она начала сожалеть о своем недостойном поведении.
Нони не вышла к чаю, и Харриет решила, что та сильно обиделась. Она села за стол в полном одиночестве и была этим абсолютно довольна. Но совесть все же мучила ее, ведь Харриет чувствовала, что это ее долг — заботиться о ребенке, но она так и не смогла переступить через себя и войти в детскую, боясь напороться на пренебрежение, так что просто отправилась на кухню, чтобы разузнать все поточнее.
— Каков распорядок дня у Нони на каникулах? — спросила она. — И надо ли мне распоряжаться насчет ее ужина, ванной и тому подобное?
— Не беспокойтесь, мэм. В половине шестого Молли относит ей ужин, а потом она сама укладывается спать и никого не благодарит за сказку на ночь или колыбельную, — ответила Агнес.
Харриет с облегчением улыбнулась:
— Ну, раз это обычная практика, то я, пожалуй, не пойду сегодня к ней. Боюсь, что мисс Нони не очень-то расположена ко мне.
— Конечно, мэм, не надо вам обращать внимание на ее выходки, все это ее дурь, сам ведь тоже может задирать нос, когда на него находить блажь, прошу прощения, мэм.
Харриет сидела в плетеном кресле у горящего камина и улыбалась. Она чувствовала расположение и теплоту к Агнес. Она уже привыкла к странной способности ирландцев быть откровенными в отношениях с хозяевами, но при этом и не забывать своего места. Что же касается высокомерия Даффа, ей уже пришлось испытать его на собственной шкуре.
— Да уж, этого у него не отнять. Думаю, девочка в чем-то очень на него похожа, — сказала Харриет.
— Она делать так специально, бедняга, из-за благоговения, которое она испытывать к нему. — Ответ Агнес прозвучал настолько неожиданно, что у Харриет челюсть отвисла от удивления.
— Но я считала… — начала она, припомнив слова Даффа о том, что ребенок совсем его не любит.
— Тогда вы думать, как все остальные, — подытожила Агнес. — Дитя с ума сходит по папочке, это я вам говорю.
— Надеюсь, ты права, Агнес. — Харриет все еще сомневалась, и тут старый Джимси, который чистил серебро в дальнем углу кухни и, казалось, не прислушивался к их разговору, неожиданно ляпнул:
— Разве не время подумать сменить это странное создание, которое у вас вместо собаки, юная мисс? — Джимси, по одному ему понятной причине, никогда наедине не называл Харриет «мэм».
— Сменить Парня? Да я только недавно завела его! — возразила Харриет.
— Я думал, это чудище всего лишь замена, не хочу вас обижать, потому что странно пестовать бессловесную тварь, чтобы утолять страстное желание…
— Попридержи язык, старый дьявол! — резко оборвала его Агнес.
Щеки Харриет зарделись, и она вылетела из кухни со скоростью, на которую только была способна, размышляя по дороге, имел ли в виду Джимси то, о чем подумала она сама.
К тому времени, как она добралась до кровати в конце этого несчастливого дня, ей уже было все равно, кто что думает. Харриет, как в былые дни в приюте, так захотелось тепла, участия и уверенности, что она зарылась лицом в подушку и зарыдала от одиночества.
Она не знала, сколько прошло времени — часы или минуты, — когда вдруг поняла, что Дафф стоит у ее кровати со свечой в руке.
— Ради бога, девочка моя, что случилось? — нежно спросил он, и на минуту она от удивления перестала лить слезы.
— Мне… мне так жаль… Я потревожила тебя? — Харриет пыталась сдержать рыдания.
— Нет, я еще не ложился, но меня встревожили эти безудержные слезы горя в соседней комнате. Что такое? — Он поставил подсвечник на столик и сел на край кровати. — Полагаю, это из-за Нони, — произнес он, и Харриет снова разрыдалась.
— Она ненавидит меня! Лучше бы мне вообще никогда сюда не приезжать! — всхлипывала она, не замечая абсурдности своих слов.
Дафф обнял ее и прижал к себе, баюкая, и в тот момент он стал так похож на туманные образы, которые девушка выдумывала для себя в приюте, что на какой-то момент ей показалось, что все это сон.