Выбрать главу
А домашних дел не убывает, Как они все это успевают! Я не знаю. Только успеваю — Как другие, успеваю я. Это труд большой и настоящий. Труд домашний, тихий, некричащий. Вы об этом думайте почаще, Слышите, товарищи мужья?
Что в работе человеку надо? Не полет. Не слава. Не награда. Скажет кто-то ласковое слово — И работа спорится твоя. Есть на свете ласковое слово. Это слово — пусть оно не ново — Как оно нужно нам, это слово! Слышите, товарищи мужья?

СТИХИ О НЕДОВОЛЬСТВЕ

Темный, пасмурный день, Ясный день голубой — Каждый день человек Недоволен собой. Сеет хлеб. Изменяет течение рек. И опять — недоволен Собой человек. У него за плечами Огни, города. Все равно — нет покоя Человеку труда! Он работал. Устал. Он отходит ко сну И решает: — С утра По-другому начну. Я у жизни еще В неоплатном долгу, Я еще не такое На свете могу! …Жизнь меня наградила Счастливой судьбой: Я живу — каждый день Недовольна собой. Если счастлива я, Если чем-то горда — Тем, что нет мне покоя Нигде, никогда, Что я тоже в долгу У снегов, у дождей, У хороших, собой Недовольных людей.

«Ты уходишь в синий вечер!»

Ты уходишь в синий вечер! Ветер с поля пахнет гарью, носит семя спелой гречи, гнет к ногам иван-да-марью.
Ветер может все на свете! А сегодня мне понятно: ты уйдешь! И даже ветер не вернет тебя обратно.

МОЕ СЛОВО

В апреле 1950 года над советским городом Либавой пролетел американский военный самолет

Поэма
Темнеет снег на колеях дороги, плывут по рекам тающие льды, и мокрые калоши на пороге оставили апрельские следы.
На Волге, на Оби ли, на Днепре ли летящих птиц растянутая нить… Всегда сильнее чувствуешь в апреле, как все на свете жадно хочет жить!
Как всходит в землю брошенное семя, и оживают талые поля, и мокрая любимая земля всегда еще любимей в это время!
Но в это время…                        Под крылом ложится норвежский снег, балтийский синий лед, чужие горы, земли и границы… Чего он хочет, этот самолет?
А летчик вниз на землю смотрит зорко, он видит: реки — будто бы ручьи, которых сын, мальчишка из Нью-Йорка, пускал вчера кораблики свои.
Не видит летчик, как из-под ручонки, прищурясь на весенний яркий свет, с земли на самолет глядит мальчонка с таким же пароходом из газет.
Он рад весне! Он весело хохочет! А мне на сердце давит страшный гнет: чего он хочет, этот самолет? Чего американский летчик хочет?
Быть может, он слова услышит эти, быть может, он, не подымая глаз и вспомнив сына своего, ответит: — Солдат не мог не выполнить приказ.
И от вернется в сторону куда-то, и голову наклонит, может быть… Но если трудно говорить с солдатом, с женой солдата буду говорить!
Ты,       мать американского ребенка, смотри: и у меня растет сынок, он, как и твой, смеется звонко-звонко, как маленький серебряный звонок.
Как твой, мой мальчик тоже любит книжки, как твой, не плачет, падая с крыльца. Но — слышишь,                       мать нью-йоркского мальчишки? — у моего мальчишки нет отца.
Твой муж летит у города Либава, внизу — чужая мирная страна. …Я говорить с тобой имею право затем, что я — такая — не одна!