Как дело до его походов на «Британике» дошло, ближе придвинулись, заохали, заахали. Про гибель этого плавучего госпиталя они слышали, вернее читали в газете. Пристрастились они в последний год к печатному слову, Ванькин пример оказался заразительным.
Во время Ванькиного рассказа о его купании в Эгейском море у Александры даже глазки увлажнились, слезки закапали. Жалко ей братика младшего стало – какие страхи претерпел. А как бы не выплыл?
– Кому повешенному быть – тот не утонет. – неудачно пошутил Ванька.
Сестры опять заохали – напился с дороги и глупости разные говорит. Бутылку со стола убрали, как Иван не сопротивлялся. Чай горячий Ивану сделали и велели дальше рассказывать.
Зимнее солнышко уж давно спать ушло, а на Больше-Хлыновской всё Ваньку сестры слушали. У него уже язык плохо ворочаться стал от усталости, глаза начали закрываться.
– Так, сестрицы, пора и честь знать. Пойду ка я спать. Утром, что осталось дорасскажу, а потом и вы мне доложитесь о домашнем житье-бытье. Как тут без меня управлялись с делами. – прекратил Ванька посиделки.
Сестры решили ночевать у Александры, ночью по Вятке ходить стало опасно – пошаливали. Вообще в городе стало как-то тревожно и не уютно. Об этом завтра, вернее уже сегодня с утра они всё Ивану доложат.
Иван в свою комнату ушел, на кровать свою лёг. Хорошо то как на родной кроватке…
Ещё одна почтовая карточка из времени Ваньки Воробьева.
Глава 71. О ситуации в Вятке
В Вятке войны нет, но в мире то она идет… Германские уланы.
Уснул Иван быстро, но спал плохо. Вроде и в дороге умаялся, должен был без задних ног почивать…
Всю ночь что-то снилось, обрывочно как-то и сумбурно…
Во сне всё от кого-то убегал, сам даже и не понял от кого. Не один раз просыпался, пить ходил. Голова была какая-то тяжелая и в горле неприятные ощущения чувствовались.
Не заболел ли? Да вроде и нет. Только утром встал не выспавшийся. Холодной водицей умылся – всё как бы почти пришло в норму.
Неотложных дел не было, завтракали не торопясь, а потом уж и стал Ванька Воробьев сестер слушать. Как тут они без него справлялись и какое сейчас житьё в Вятке.
Интересно ему было взгляд близких родственниц узнать на сложившуюся к этому моменту революционную ситуацию. Ну, когда низы не хотели жить по-старому, а верхи ничего с этим не могли поделать. Как-то так вроде им в институте про это рассказывали в прежней его жизни. Тут он студентом стать не сподобился, всё промыслом своим занимался, а потом в кладоискательство ударился…
У сестер прошлой жизни не было, академиев они не кончали, поэтому их рассказы были не структурированы, перескакивали они с места на место, то про цены на еду говорили, то про дрова… Однако, если все их кусочки информации сложить – картина общая и получалась.
– Не веселая тут у нас, Ванечка, жизнь. Всё дорожает. Даже уж летом за четверть молока просили пятьдесят копеек, а сейчас почти рубль ломят. Совсем совести у людей не стало. – первой начала жаловаться на происходящее Александра.
Ничего себе, на острове такой динамики цен Ванька не отмечал. Дорожало всё, но не до подобной степени.
– Закон новый вышел – о мясопустных днях. Государственная Дума приняла и Государственный Совет. Так в газете написано. Сейчас по закону не каждый день мясцо есть можно. Придумали же такую глупость. – это уже Евдокия. Язва была, такая и осталась. Любила власть покритиковать. Хоть господина губернатора, хоть полицмейстера. Сейчас совсем страх потеряла – до анализа деятельности Государственной Думы добралась…
– Дров нет. Что и рубят – всё в Петроград отправляют, а мы тут мерзни. – дошла очередь и до Прасковьи.
С дровами плохо и до Ванькиного отъезда было. Сейчас видно ещё хуже стало.
– Ты, Ванечка, не представляешь, что с этими дровами то творится. Печи то топить надо – не в Африке живем. Народ на Богословском кладбище сначала деревянную ограду вокруг него разобрал на дрова, а сейчас уже деревянные надмогильные кресты домой себе уносят и их вместо дров используют. Такого кощунства мы с роду не видывали. – дополнила Прасковью Александра.
– Батюшка из кладбищенской церкви их стювает, а они его матом кроют и кресты из земли вытаскивают. Как снег сойдет – одни холмики на кладбище только и останутся. – Евдокия тоже от себя добавила.