Этот горестный факт еще раз говорит за то, в какие неблагоприятные руки попадает наше колхозное строительство и как надо быть чутким и всегда стоять на страже Октября.
Батрак».
Матвей молча отдал газету Паруньке. Та дивилась его спокойствию.
— Анныч от меня уехал с определенными результатами, — сказала она. — Что за чудо? Второй общественник гибнет в нашем селе! Анныч хмельного в рот не брал.
— Мужик разбужен, но тычется, как котенок, — не сразу находит пути, вот страхи наших дней...
— Чем-то ты меня пугаешь, не пойму я?
— Я, Паша, напуган... К мужику у меня всегда было двойственное отношение. Я знаю его звериную повадку — копить радость на горестях соседа, и знаю, что если один из мужиков горит, то другой помогает ему только в том случае, если хозяйству его грозит та же опасность... Этот лик мужика был ненавистен мне издавна, хоть и понятен. Но я знаю и другой лик мужика, я знаю болячки его рук от неустанных трудов, знаю бестолковую его работу. При воспоминании об этом обжигается мое сердце. Я вспоминаю мать, которая всю жизнь рожала, стряпала, работала, вздыхала. И вот такому нашему двуликому человеку надлежит теперь стать обновленным. Чудесное превращение это сразу не дается, отсюда и случайности, и срывы, и незадачи.
Окно вовсе потемнело, талый снег на дворе казался через стекло бурым. Матвей смолк.
Так они сидели молча некоторое время, думая об одном и том же и готовясь к какому-то решению. Коснувшись его руки, Парунька сказала:
— Я должна поехать, Матвей. Подумать только, какие там дела? Я поеду.
— Одному везде не поспеть, — ответил он тихо, — а рыцарство — глупое и вредное дело в наши дни. Дело движется не отдельными рыцарями, а усилиями всех масс.
— Так разве я одна? Нас армия, двадцать пять тысяч. А там сколько активистов на селе. И сама масса разбужена. Масса уже не та... Трудно будет. Так ведь коммунист должен нести тяжесть жизни раньше беспартийного, — произнесла она с волнением. — Легко идти только хожеными тропами.
— Это так, — согласился Матвей. — Какая ты умная... А как же я? — красный от смущения, произнес он.
— Тут люди, —ответила она тихо, входя в кольцо его рук. — Выйдем на балкон.
Они вышли. Лихорадочная нерешимость опять сковала его язык. Она дала себя обнять, и оба с облегченной откровенностью вздохнули.
— Ты знаешь, как я жила? Кроме тебя никого у меня совсем близких не было. Всю жизнь — никого.
— Я знаю, — сказал он. — Значит, я приеду в свой район... После защиты дипломной...
— МТС уже строится. До зарезу нужны будут инженеры. Я поговорю с Семеном.
— Я сам поговорю. К чему протекция... Я, знаешь, Паша, давно уж решил: куда ты, туда и я.
Вернулись в комнату.
Там продолжали спорить все на ту же злободневную тему — будет ли мужик работать артелями. Матвей тут же ввязался в спор.
— Борцом передовым может быть только та партия, которая руководится передовой теорией. Это ленинское положение не следует забывать.
— Теорий всяких крестьяне не понимают, — возражали ему. — Каждый мужик царем у себя в дому. Хочет — он жену бьет, хочет — детей колотит по очереди. Вы изучаете мужика по Златовратскому. Мужик, мол, издревле человек мирской, коммунист в натуре. Неужели не видно, что тяга эта его, народников умилявшая, тяга родовая, в корне семейственная. Вся эта система кумовства и родства с тетками, прабабушками, золовками, шурьями, свояками и всякими посажеными и крестными отцами, вся эта система, прочно сковывавшая мужичьи семьи, когда они даже рассеиваются, — эта звериная тяга к родному, своему, племенному — от патриархально-родовой общины, и как раз есть главная помеха на пути к общественности. Крестьянин в этом обществе хочет хорошо устроиться.
— Действительность эту твою идиллию разрушает, — говорил он. — Устраиваются в единоличной деревне только единицы, другие не находят выхода, кроме коллективизации. Не по теории идут мужики в колхоз, а по нужде. Это вполне понятно, исторически оправдано и естественно.
Дай мужику выбор, он предпочтет единоличность в труде и производстве.
Предпочтет мужик состоятельный, конечно. Кто же против этого возражает, кто возражает против действенной души крестьянина. Мы четко ставим вопрос: одна часть его души за колхоз, другая — за приманки разбогатеть.
Собеседник резко оборвал его:
— Вы ставите вопрос так, будто, кроме колхозного строительства, и нет других выходов в социализм для нашего крестьянства.
— Какие же это выходы?
— Кооперация, объединяющая крестьян на снабженческо-сбытовой основе. Тут и богатые и бедные одинаково охватываются сетью кооперативных объединений и постепенно становятся элементами социалистическими.