— Листал я ее, ну и что ж? Где эти четыре признака нации у калмыков? Ну, территория своя, скажем, у них есть. Язык тоже есть — его ни бурят, ни ойрат теперешний не поймет. Ну а экономика и культура где? Сусликов едят, никогда не умываются — вот вам и экономика, и культура. Как там ни доказывай, не нация это!
В автобусе поднялся шум: все вдруг заспорили о калмыках, и толстоносому гражданину досталось здорово. Одни кричали, что. ему жалко территории и он готов калмыков обратно в Азию отправить; другие расстраивались из-за сусликов: когда человеку есть нечего, он может и суслика съесть и никакого позора в этом нет...
— Граждане, потише, потише, не волнуйтесь,—сказал Кулаков,— а то сейчас шофер вас в песках высадит... Вот чудаки! О чем разоряются, а?— обратился он к Ксении...
— Но ведь это же интересно!—Ксения раскраснелась и разволновалась сама не меньше других.
С лица Кулакова сбежало слащавое выражение, и он не казался ей таким неприятным.
— Мне кажется, калмыки удивительный народ, замечательный народ,— задумчиво сказала Ксения.— Ведь только подумать— в какой пустыне они сумели жить! Какая жизнеспособность! И все вынесли и не озверели. И если они в таких страшных условиях прожили, то как бурно они могут развиваться, если им дать все необходимое.
— Правильно! И мы отдаем, и экономику им помогаем создать новую, и культуру,— воскликнул библиотекарь, и глаза его заблестели.— Вот товарищ Кулаков Озуна поймает, вы саранчу уничтожите, Эрле нам мясошерстную породу овец выведет, Сухарев лес вырастит, кооперативы будут в степи на каждой версте, лес победит пески, а в лес прилетят рябчики... Тогда мы на сусликов смотреть не будем. Правда?
— Правда!—ответила Ксения.— А книжечку эту, про нацию, я еще не читала.
Когда Ксения вышла из автобуса, Кулаков высунулся из окна и окликнул ее. Пришлось подойти.
— До свиданья, братишка! Через месяц увидимся, и тогда... Лицо его опять стало противным, масленым...
Будем вместе работать на Шарголе..— поспешно докончила Ксения.— Счастливого пути!
...Председатель Давстинского исполкома выслушал Ксению и покачал головой.
Мы голодаем. Какой тут еще саранча! У нашего народа подвод нет, быков нет, работать не можем, потому что голодный. Пускай твой управление нам сначала кушать дает.
— Вы смеетесь?
— Зачем смеется? Говорю — пускай твой начальник нам кушать дает.
— Ага... Теперь понятно. Напишите-ка это — «давай кушать»... А то мне не поверят.
Председатель посмотрел на нее, подумал-подумал и сказал:
— Ну, чего тебе от меня надо?!
Физиономия его при этом была такая плаксивая, что Ксения не знала, сердиться или смеяться.
— Секретаря мне надо,— сказала она наконец,— с вами, видать, не столкуешься. Может быть, он 'меня лучше поймет.
— Зачем тебе секретарь, когда я сам председатель! Секретарь в командировку в Астрахань поехал. Говори, что тебе надо?
— Ехать на обследование надо.
— Разве я тебе мешаю? Почтарь есть, лошадь тоже есть. Поезжай, ради бога, куда хочешь, только голову не морочь!
— Поедем вместе.
— Зачем мне ехать? Ты сам можешь ехать. Когда степь посмотришь —разговаривать будем.
— А где у вас была саранча?
— В Юзгинзах поезжай,— сказал председатель,— там народ спросишь.
Поняв, что сам он ничего не знает и хочет от нее отделаться, Ксения сделала попытку поговорить с учительницей, но на дверях школы была приколота записка: «Уехала в Астрахань».
Делать было нечего, поехала в Юзгинзах одна.
Какое же это было нудное путешествие! Угатаевские степи — чуть-чуть не пустыня! Глаза остановить не на чем? Вдоль тракта тянутся пески, пески и пески. Но вот наконец зазеленело урочище Гавала. Здесь стоит кибитка почтаря, ей нужно поменять почтовых и ехать дальше, но разве уедешь, когда вся земля перед тобой усеяна мертвой саранчой?..
Ксения излазила все урочище вдоль и поперек и везде находила так много кубышек, что в глазах у нее зарябило. Если на квадратный метр в среднем выходило сорок восемь кубышек, а в кубышке, самое меньшее, по сто яиц, то... четыреста восемьдесят миллионов на один только гектар! Ксения впала в отчаяние. А председатель не знает! Неужели он никогда не был здесь! Неужто ямщик не рассказывал ему про саранчу, которая паслась у него под носом? Ужас какой!
Совершенно измученная вернулась она к почтарю. Он, как всегда, ловил лошадь два часа, а потом стал пить чай.