Но Ксения Александровна обязательно ее догоняла, при этом Полкан прыгал, хватал обеих за руки и старался каждой лизнуть лицо. Разве это не весело?
Но пуще всего любила Паша смотреть в стеклышко на всяких букашек. Такое чудесное это стеклышко! Поглядишь через него, и букашка сразу становится большой и глазастой! И зубы у нее, и губы, а носа нет, вместо носа — усы! Видно, как дышат букашки, и червяки косматые тоже дышат!
Глядя на эту дружбу, Елена Васильевна порой удивлялась: «Что общего может быть у взрослой девушки с Пашей?»
Но сама стала замечать, что «маленькая бука», завидев ее, уже не пряталась, как бывало, а мило улыбалась и тихонько говорила: «Здравствуйте».
Медовый месяц у супругов Эрле протекал тихо и незаметно для окружающих. Капитолина блаженствовала и выглядела замечательно, особенно же в платье цвета финьшампань. Ее конфликт с исполкомом Эрле уладил, как это и предвидел Василий Захарович; они съездили вместе в Харгункины, где уборщица приняла школьное имущество, а детей распустили на летние каникулы много раньше, чем следовало. Капитолина первое время ретиво занялась хозяйством: она навела в квартире порядок, развесила на окнах и полках занавесочки; где только было можно, разложила дорожки и салфеточки и проявляла настоящую изобретательность в кулинарных делах. Эрле был доволен, потому что любил чистоту и вкусную пищу, домой приходил вовремя, уходя, всегда докладывал, куда и зачем; первую зарплату отдал жене до копейки. Капитолине как будто ничего больше не было нужно. Но когда все неотложные дела были переделаны, она заскучала, и уже в середине мая у них случилась неприятность, о которой Эрле впоследствии говорил, как о «первой грозе».
Случилось это, когда Ксения обследовала сад станции.
— Молодчина все-таки!— воскликнул Эрле, увидев из окна конторы, как Ксения вскарабкалась на яблоню.— Лазает, как кошка! И ножки у нее, кстати, прехорошенькие.
— А вы без ножек не обходитесь,— засмеялась Елена Васильевна.
— А как же! Я на ножки в первую очередь смотрю. Они и у вас неплохие,— столь же добродушно сказал Эрле.
— Правильно! Я и сама ими восхищаюсь каждый день, когда мешу навоз на скотном дворе.
Отшутившись, оба занялись своими делами. Каково же было удивление Эрле, когда за обедом он заметил, что Капитолина не в духе.
— Что ты сегодня такая мрачная?
— Ничего.
Капитолина не проронила больше ни слова до тех пор, пока Эрле не собрался на работу.
— Опять на ножки идешь смотреть?
— Какие ножки?— Эрле совершенно забыл утренний разговор в конторе, а теперь развел руками.
Но Капитолина не поверила. Через несколько дней, когда Эрле вернулся вечером с заседания исполкома, он не застал ее дома. Капитолина ушла его искать... во флигель. Елены Васильевны не оказалось дома, она тоже была на заседании, и Капитолина постучалась к Ксении.
— Мой муж у вас?
— Нет. Добрый вечер! Он ко мне никогда не заходит, а вы посмотрите, нет ли его у Елены Васильевны. Он там частенько бывает...
Капитолина все же заглянула в комнату через плечо Ксении с таким видом, точно она сомневалась, действительно ли там нет Эрле.
Девушка вспыхнула и захлопнула дверь перед ее носом.
— Где ты был?—строго спросила Капитолина у Эрле, вернувшись после неудачной проверки.
— Я же предупредил тебя еще за обедом — на заседании исполкома.
— С кем?
— С Еленой Васильевной.
— За день не успел наговориться?— Капитолина зарыдала.
— Вот что,—сказал Эрле,— ты эти фантазии брось. Правда, не я женился на тебе, а ты меня на себе женила, но раз так случилось— все! Мне никого не надо. Перестань. Смерть не люблю слезы и крики!
Но Капитолина зарыдала громче, да еще и с повизгиванием, и так тряслась и захлебывалась, что Эрле не на шутку испугался и побежал за доктором.
Доктор выслушал, выстукал и прописал... валерьянку.
— Что с женой?— спросил Эрле, провожая его.
— Обыкновенная истерия...
— Я дам тебе сегодня одну интересную штучку,— сказала однажды Ксения Полкану, выходя с ним на поляну и усаживаясь под цветущим терном.— Вот! — И она сунула ему под нос красный леденец.
Полкан понюхал. Ничего интересного в этом камешке, по его мнению, не было, но так как ему было неудобно перед приятельницей, он смущенно вильнул хвостом и отвернулся.
— Ну и дурак!— Ксения, смеясь, обняла его одной рукой и насильно вложила леденец в пасть. В течение нескольких секунд она придерживала его челюсти в сомкнутом положении. Полкан, разрешавший ей любые вольности со своей особой, немедленно выбросил леденец, но, почувствовав, что у него во рту остался приятный вкус, пожалел об этом. Он поспешно разыскал леденец в траве, разжевал его и, благодарно глядя на Ксению, облизнулся.