— Я с вами туда не поеду,— сказала Капитолина, соскакивая с телеги у поворота.— Я здесь вас подожду, немного нужно ноги поразмять. Вы ведь недолго?
Когда Михаил Иванович подъезжал к школе, Клавдия Сергеевна выглянула в окно.
— A-а! Наконец-то химикаты приехали! Здравствуйте, Михаил Иванович. Заходите. А у меня как раз чай на столе.
— Премного вам благодарен-с,—Михаил Иванович привязал лошадь и пошел в школу.— Здорово, брат!— сказал он Нимгиру, который сидел с книгой на крыльце.— Просвещаешься, так сказать? Молодец, молодец!—и он пошел к Клавдии Сергеевне, на ходу доставая расписку в получении химикатов.
— Сорок килограммов. Куда так много?—удивилась Клавдия Сергеевна, вскользь взглянув на расписку.
— Фасовка-с такая... Остатки сдадите.—Михаил Иванович спрятал расписку и заметил на столе газету.— Старая?
— Нет, я еще не читала.
— Она самая. Вот статья насчет Озуна. Пять тысяч... Что делается!—Он прочитал статью, сложил газету и положил на стол. — Эх! Вот бы поймать! Как пожить можно бы на эти денежки! Дым коромыслом, так сказать!
Клавдия Сергеевна налила ему чаю. Он выпил полстакана и вдруг, побагровев, взялся за голову.
— Что с вами?— спросила Клавдия Сергеевна.
— Не знаю... После жары это бывает.— Отодвинув недопитый стакан, он встал.—Спасибо, я поехал. Ах, да... Забыл совсем... Право, мне неудобно вас беспокоить, но...
— Да что такое, вы не стесняйтесь.
— Мне видите ли, в Харгункинах с рабочими рассчитаться за пошивку сумочек предстоит, так сказать... А деньжат-то у меня недостаток. Товарища Юркову встречу ли в степи, не знаю. А вдруг, так сказать, разминемся.
— А сколько вам нужно?
— Немножко... Рубликов сорок. Я вам на днях верну. А если товарища Юркову встречу, то завтра же и завезу. Расписочку вам дам, если хотите...
— У меня всего тридцать рублей, а расписки мне никакой не нужно. Это мои собственные.
Клавдия Сергеевна встала из-за стола, чтобы достать деньги.
— Нет, как же без расписки! Обязательно я вам ее оставлю Для порядка, так сказать... — Михаил Иванович снова присел к
столу и, пододвинув к себе газету, положил на нее листок, вырванный из блокнота, и начал писать.
Клавдия Сергеевна положила перед ним деньги.
Не дать ли вам таблетку от головной боли?— участливо предложила она, обратив внимание на то, что Михаил Иванович опять побагровел.
— Буду благодарен,— ответил он, подняв на нее доверчивые голубые глаза.—Голова болит, и даже расписку я не так написал.— Он разорвал расписку и взял другой листок.
Пока Клавдия Сергеевна искала таблетку, он написал вторую расписку, положил ее на газету, а клочки от первой спрятал в карман.
Поблагодарив Клавдию Сергеевну, он пожелал ей счастливо оставаться и вышел. Сняв с подводы два бочонка химикатов, он поспешно отнес их на крыльцо и отправился в путь, не попрощавшись с Нимгиром, который все еще сидел на крыльце и смотрел ему вслед.
Когда несколько позже Нимгир зашел к Клавдии Сергеевне и хотел почитать газету, оказалось, что от нее оторван изрядный кусок.
Михаил Иванович подоспел к повороту как раз в тот момент, когда Капитолина слегка подпеклась на солнышке и начала нервничать. Он усадил ее на мешки как можно уютнее, и они поехали дальше.
Булг-Айстинские знакомые были уже раскритикованы, и Капитолина намеревалась приняться за сонринговских, но Михаил Иванович был так сосредоточен, что она удивилась:
— Вы как будто чем-то расстроены, Михаил Иванович? Уж не обидели ли вас чем-нибудь в Сонринге? Там и Клавдия Сергеевна заноза, а уж Нимгир — известный грубиян и нахал.
— Нет-нет... То есть да-с, немножко расстройство есть... — отвечал Михаил Иванович.— Но это, так сказать... Бывает у меня... Вспомнил, как жена меня обидела, вот и переживаю... Больно, знаете ли! Если бы я, скажем, никудышным человеком был, а то ведь я на все руки мастер... и благодарность от Кирова имею...
Михаил Иванович натянул левую вожжу, сворачивая в балку и одновременно рассказывая, как он спасал для народа пять миллионов. Подвода накренилась, и Капитолина, он сам и вся их поклажа опрокинулись и покатились на дно балки. Отчаяннее всех мчался туда бочонок с мышьяком; перегоняя Капитолину, он подпрыгнул и шлепнулся в грязь. Лошадь, изумленная столь неожиданным и разнообразным состязанием в бегах, решила не отставать и, храпя и фыркая, понеслась вниз, где и увязла по колено в грязи.
Михаил Иванович бросился к ней, на ходу потирая ушибленную ногу.
Капитолина сидела в грязи, с неподдельным ужасом разглядывая руки, которые издали казались одетыми в черные митенки.