— Должность председателя очень трудная,—сказал Виктор Антонович, когда Мутал ушел.— Начальников у него много. И все требуют, а он один, и не знает, как ему поспеть всех ублаготворить. А сколько скандалов у него в аймаке с одними гелюнгами и стариками. То мертвеца в степь выставят, вместо того чтобы похоронить, то лошадь от сибирки подохла, а ее зарывать не торопятся. Хорошо сонринговскому председателю — у него милиционер золотой, во все дела вникает. А у нас такого Нимгира еще не народилось. А заседания и собрания... С тех пор как я работать начал, не помню ни одного, которое бы вовремя началось...
Тускло светила лампа. Из степи доносился звон сверчков. На черное окно налипло множество бабочек и жучков. Около лампы кружились мухи. Виктор Антонович шатал по комнате. Ксения полулежала на кровати, закрывались плащом; ее немного знобило, так как, собирая гербарий, она засучила рукава и сильно обожгла солнцем руки.
— У вас есть оружие?—спросил Виктор Антонович.
— Ничего, кроме ножа. Зато... скажу по секрету: у меня есть стрихнин. Живой я бандитам не дамся. В улусе я просила оружие, а мне дали только разрешение на него. Где же я достану само оружие? Если бы оно и продавалось здесь, я купить не могла бы: денег таких нет...
Оба снова замолчали.
— Что же вы молчите? Скажите что-нибудь.
— Я буду рад, если отряд не соберется. Вы тогда уедете. И вообще вам не нужно было сюда ехать...
— Нет-нет! Что это вы говорите! Отряд должен быть, и я ни за что отсюда не уеду!
Решительными шагами вошел Кулаков, не замечая Виктора Антоновича, направился к Ксении.
— Как? Вы уже спите?
— Нет, кто же спит в это время? Меня лихорадит. Солнечный ожог.
— Стыд! Я вас не узнаю.— Кулаков взял стул и сел рядом.— А я, между прочим, за делом... Помните, тогда, в автомашине?
— Что в автомашине?—Ксения насторожилась.— Ах, да! Конечно, помню... Спорили: нация калмыки или нет...
— Да нет, я не про то... Что я вам тогда через окно пообещал?..
— Нет, ничего не помню,— поспешно сказала Ксения, глядя в упор на Кулакова.— Вы что-нибудь путаете, товарищ Кулаков, уверяю вас, вы мне ничего не обещали, да и не могли обещать, потому что я вас ни о чем не просила... Мне никогда и ничего от вас не было нужно.
— Эх! Забыли! Ну я скажу еще раз... Вы, между прочим, совсем для меня... И разрешите вам предложить... Ну, вместе по степям разъезжать будем. Вы — саранчу глушить, я —бандитов... и, между прочим, женка...—и он уставился на Ксению блестящими глазами.
— Что с вами? Вы женатый человек!
— Что ж что женат!.. Я вами с самого начала интересуюсь и давно все обдумал, потому и намекал вам... Здесь у милиционера уже и комнатка для нас с вами припасена. Пошли!—и он наклонился, стараясь взять руку Ксении и обдав ее запахом водки.
Ксения села и отодвинулась как можно дальше к стенке.
— Разрешите информировать, между прочим, я всерьез,—сказал Кулаков.— И что мне жена? Мы с ней все равно врозь живем. Пошли же! Там поговорим,— и он взял ее руку.
— Не смейте прикасаться ко мне!— с гадливостью оказала Ксения, вырывая руку.
— Значит не хотите провести со мной время, развлечься? Не хотите понять, что я здесь один, что нас, между прочим, в степи только двое... И в Булг-Айсте тоже ни разу не вышли пройтить-ся... И говорили, что у вас никого нет...
Кулаков насупился и, тяжело дыша, повел глазами.
Виктор Антонович давно перестал шагать; он стоял у стола и напряженно слушал.
— Чего смотрите?—воскликнул Кулаков.— Э-э... Понимаю! С ним значит... — и он повернулся к Ксении.
— Вы не ошиблись. Это—мой муж.
Ксения с трудом сдерживала бешенство и отвращение.
Виктор Антонович как-то странно всплеснул руками и выбежал из комнаты.
— Этот молокосос-то? Так вот что!— Кулаков хлопнул по колену.— Вы человек походный, и ему не пара. А мы сегодня с вами живем, а завтра, может, нас не будет. Такая у нас с вами работа. Вас здесь всякий обидеть может, а уж со мной... Сами знаете, кто я.
— Уж не думаете ли вы, что вы — это советская власть?— ядовито сказала Ксения.