– Я ведь изначально понимал, что не должен к тебе прикасаться, не достоин, – чуть слышно шепчет Ворон. – Только остановиться не мог. Еще в то мгновение, когда ты стояла промокшая на остановке, словно видение из какого сна, я уже понимал, что не смогу проехать мимо.
Не знаю, что мне делать, что ответить. Отворачиваюсь к стенке, чтобы продышаться. За спиной слышатся шорохи и болезненные стоны, только я всё равно не могу заставить себя обернуться.
– Давай я тебя спрячу где-нибудь, а сам продолжу искать? – слишком близко звучит голос Рика.
– Зачем? – спрашиваю, усмехнувшись.
Сейчас всё, абсолютно всё кажется фарсом. Я уже не знаю, во что верить? Где гарантия того, что Ворон не сымитирует поиски брата Лекса? Кто меня заверит в том, что столь необходимая операция состоится?
– Тогда тебе стоит научиться пользоваться пистолетом, – увеличивая между нами расстояние, холодно бросает мне в спину мужчина. – Чтобы ты смогла защититься от кого угодно. Даже от меня.
До меня вдруг доходит, что все мои фантазии, мечты и желания разлетаются на мириады осколков, а между мной и Риком образовывается бездонная пропасть шириной с длину линии экватора.
Только мой мозг почему-то рад. Не будет разочарований, хотя, куда уж больше? Только мне все равно нестерпимо больно, ощущаю себя грязной, использованной…
– Давай я тебе сделаю заказ? – спрашиваю раньше, чем успеваю продумать все детали. – Как только Лекс встанет на ноги и вступит в права наследования, он сполна рассчитается за твои… гхм… услуги.
– Ну что ты, Иллария, – скрипнув зубами, утробно, но тихо рычит Ворон. – Ты уже сполна мне заплатила. Наперед. Довольно.
Открываю рот в стремлении уточнить, что именно он имеет в виду, не на секс ли намекает, но мой боевой настрой несчадно сбивают.
– Непогода затихла, – распахивается дверь и на пороге появляется дед. Скидывает с себя дождевик на лавку. – Собирайтесь, внучки, вдруг снова ливанет.
– Спасибо, отец, – стальным тоном бросает Рик, и я слышу, что мужчина начинает сборы.
Некстати вспоминаю, что Ворон все так же продолжает оставаться с голым торсом. Часть меня даже хочет помочь. И я успеваю развернуться и сделать несколько шагов в сторону Рика и даже протянуть к нему руки.
– Не нуждаюсь! – рявкает так, что кажется, даже стены содрогаются от его жесткого голоса.
Хочется заплакать, однако от этого мокрого дела меня спасает громкое фырканье старика и я сразу же вспоминаю – Ворон не мой мужчина, нам обоим так удобно, не более. Пожалуй, такая мысль наиболее точно описывает всю происходящую ситуацию.
Подхватываю части своей обуви и сухие носки с лавки. Пока я обуваюсь, краем глаза замечаю, как Рик довольно шустро собирает все вещи: в мою сумку идет вода с батончиками, деньги, телефон, “бабочка” и блокнот с пометками. Остатки вещей, включая ноут, мужчина убирает во вторую сумку, тщательно прикрывая пистолет. Затем открывает аптечку, достает стерильные салфетки и пластырь, формируя повязки, с шипением заклеивает рану на животе. Внутренне усмехаюсь, потому что мне становится даже любопытно, как он справится со спиной. Однако, я удивляюсь еще сильнее, когда Ворон достает из аптечки сразу два шприца: один загоняет в плечо, а второй – прямо через ткань штанов в ногу. А затем просто выворачивается и с резким хлопком нахлобучивает себе повязку на вторую рану. Захлопывает аптечку и едва ли не швыряет в свою сумку.
– Помотало тебя, внучок, – с неким сочувствием хрипит дед.
Рик же молчаливо натягивает на себя футболку, словно бы и нет у него никакой раны, а после и кофту. Его явно отвратительное состояние выдают лишь испарины на лбу и плотно сжатые губы. И пока я продолжаю зашнуровывать кроссовки, Рик даже успевает обуться.
– Я осмотрюсь, – бросает мужчина, а мне кажется, что подул арктический ветер. Невольно ежусь, наблюдая, как Ворон накидывает на себя поочередно обе сумки, подхватывает пакет с мусором, туда же закидывает шприцы и направляется на выход. – Без тебя не уйду, Иллария.
Его голос звучит так холодно и отстраненно, словно бы между нами никогда ничего не было. Словно бы всё это время я нахожусь в самом страшном кошмаре. Одна. Сердце учащенно бьется, пальцы дрожат, в горле стоит тяжелый ком, от которого даже дышать трудно.
Нервно передергиваю плечами, пытаясь хоть как-то привести себя в чувство, потому что снова хочется плакать.