- Всегда ли тебе это удаётся? – язвительно интересуется он и снова берёт меня за руку.
Незаметно шевелит пальцами внутри моей ладони и с насмешкой смотрит в глаза. Я выдёргиваю руку и продолжаю рассказ.
Таких можно победить только абсолютным безразличием, а я задела его своими словами. Но Катюшу надо было поддержать, нечего портить раньше времени её представление о правильной жизни.
- Будущий муж недоволен её поведением. Она обязана ему подчиняться… Слёзы капают на пышное платье.
- Ну вот опять. Не надо трактовать по-своему картину, - грубо перебивает он меня в очередной раз.
- Послушайте, вы срываете экскурсию, - звонкий и властный голос раздаётся в повисшей тишине. – Всё в порядке, Ева Владиславовна? – интересуется моя начальница.
- Да, Алла Степановна. Спасибо, я справлюсь.
- Ева, брось. Ты плохо справляешься. Не умеешь апеллировать. Я с тобой в корне не согласен по картине, но свою точку зрения надо уметь отстаивать.
Голубые глаза в густом обрамлении ресниц смеялись и говорили сами за себя: я твоё наказание. Мотнула головой, отгоняя оцепенение. Протест постепенно рос во мне. И бороться с нарастающим гневом становилось всё труднее.
- Я тебя не приглашала. А если ты заявился нагло и в неподобающем виде для данного заведения, то это не значит, что имеешь право раздавать советы людям, которые выполняют свою работу.
Он разразился смехом, который зловеще разнёсся по всему залу. А потом зааплодировал мне.
- Браво, Ева! Ты публичное лицо, а держать себя в руках не умеешь. Плохо, очень плохо. Но мне нравится.
- Я не публичное лицо, - произношу медленно и с вызовом, дерзко посмотрев в его глаза.
- Не спорь, Ева. Ты представляешь публичное предприятие. Свою компетентность надо повышать, - продолжает говорить басом, не сдвигаясь от меня ни на миллиметр.
- Ты… Да ты…
- Ну, давай, выскажи мне в лицо. Сбрось напряжение, а то стоишь, покраснела вся. Это плохо для здоровья.
- Нет, ну вы посмотрите на него, - потянула его за рукав Алла Степановна. – А я ещё нахваливала ей тебя. Представительный, говорю, мужчина приходил.
Она попыталась оттянуть его от меня, но у неё ничего не вышло. «Экспонат» прикипел намертво ко мне, мешая дышать и думать.
- Ой, как у вас интересно, - в его глазах появился блеск, видно, черти заплясали. - Ева, это правда? Ты спрашивала обо мне, малыш?
Малыш? Да у меня рост метр семьдесят с хвостиком. Но, по сравнению с амбалом, конечно, хвостик мой не заметен.
- Видите, Алла Степановна, какой он невоспитанный. Зря вы его хвалили.
- Алла Степановна, спасибо большое. Я благодарен за мою характеристику. Не волнуйтесь, я скоро уйду, а вы продолжите спокойно работать.
Только сейчас я заметила, что все присутствующие опять замерли и очень внимательно следят за происходящим. Я опустила от стыда голову.
Стою и нервно тру пальцами указку.
- Сломаешь. Поверь, мы найдём ей лучшее применение, - охрипшим голосом сказал он и перешёл все границы, которые я выстраивала по своим правилам для общения с людьми. – Признайся, ты думала обо мне. И не смей врать, по твоим глазам можно прочесть, что ты съела на обед.
Тьфу… какой он ненормальный.
- Продолжай, я ещё немного позволю себе полюбоваться тобой. Сегодня поздно ночью улетаю на две недели. Долго не увидимся. А на видосы с тобой в главной роли я не смею надеяться. Верно, Ева?
- Ты давно у врача проверялся?
- На прошлой неделе. Справку водительскую получал.
- Отлично. Значит, ты должен понимать, что тут повсюду висят камеры. И я смогу показать их в полиции.
- Малыш, ты такая милая, когда начинаешь спорить. Мой совет, не трать своё и чужое время. У меня есть хороший адвокат. Мой хороший друг. Арсеньев.
Алла Степановна засуетилась.
- Неужели тот самый?
- Определённо тот, Алла Степановна. Можете не сомневаться. Ни одного за последние пять лет проигранного дела. Но вы не волнуйтесь, я обещания свои всегда выполняю. Скоро уйду, - потом повернулся ко мне и прогрохотал грудным тембром, - продолжай, Ева. У тебя очень красивый голос. Ты и сама очень красива. Ничем не уступаешь ей, - делает кивок в сторону картины. – Ты должна знать, что изображённая на холсте дева, едва уединившись с мужем, получит серьёзный нагоняй. Улыбаться и плакать ей разрешено только по приказу своего супруга. Волнительно, очень волнительно находиться с тобой рядом с этой картиной. Художник сгорел в одной работе, а нас поражает долгие годы это полотно. Дальше алкоголь, бедность, одиночество. И ничего близкого к шедевру. Почему? Приводят разные версии. Это весьма малоизвестный и даже загадочный художник.