К тому времени, когда Эррис закончил с Турином, а затем и с Куиной, и все они, кроме Эрриса, съели свою довольно скудную порцию тушеных грибов, снег заглушил все завывания бури, кроме самых громких. Относительная тишина напомнила Яз о пещерах Сломанных и показалась довольно странной после стольких ночей в их грохочущем убежище. Она спросила себя, как поживают Арка, Кайлал, Мадин и все остальные. У нее заурчало в животе при мысли о ките, которым они, должно быть, все еще пируют там, внизу, где нет ветра.
— Как ты? — спросила Куина у Турина. Ранее она предложила положить ему в рот тушеные грибы, и Яз была рада, что Турин отказался.
— Просто болит. — Турин, поморщившись, откинулся назад. — После должного размышления я решил не рекомендовать сражаться с хулами никому из других Сломанных, кто решит подняться на вершину.
— Хорошо, что на тебе было двадцать семь слоев, — сказала Майя. — Иначе твои внутренности оказались бы снаружи.
Турин слегка вздрогнул и бросил на Яз взгляд «спаси меня»:
— Расскажешь нам историю?
— Я думаю, вы слышали их всех... — Вечернее повествование стало у них традицией, даже после нескольких дней, когда все они хотели с головой погрузиться в сон. Турин утверждал, что даже Зокс придвигался поближе, чтобы послушать, и что можно было сказать, насколько хороша история, увидев, как близко к убежищу оказался его куб.
— Все израсходовано? — Эррис печально покачал головой. — Ты не Шахерезада.
— Шей... — Яз попыталась обхватить губами это странно звучащее слово.
— Рассказчик историй. У нее их было больше тысячи.
— Никогда о ней не слышала, — сказала Куина, возвращаясь к разговору.
— Ну, это очень старая история. Говорят, что наши предки принесли ее с собой, когда пришли на Абет. — Эррис улыбнулся при этой мысли.
— Через черное море... — сказала Куина. — Ты должен рассказать нам эту историю!
— Я не силен в историях. — Эррис поднял руки. — Кроме того, я забыл об этом почти все.
— Но ты напомнил мне историю, которую я забыла. Очень старую, — сказала Яз, и она ее рассказала.
Давным-давно, вскоре после того, как Зен впервые поднялся из моря, чтобы найти Мокку, расположившуюся лагерем на вершине утеса, рядом с их палаткой появилась Маштри. Богиня-обманщица завидовала творениям брата и сестры. Маштри позвала Зена и Мокку, но они не поверили ей и остались в палатке. Затем Маштри сотворила существ изо льда и вдохнула в них жизнь, желая создать своих собственных людей, но все они стали жестокими чудовищами, с зубами и когтями. Они кружили вокруг палатки Мокки, воя и шипя, а Зен и Мокка все не выходили.
Взбешенная Маштри подняла сильную бурю и попыталась оторвать палатку ото льда. Но Мокка родилась от ветра, и ее палатка сопротивлялась любому урагану. Маштри заскрежетала зубами.
— Выходите! — крикнула она. Но первый мужчина и первая женщина остались внутри. И вот, в отчаянии, Маштри протянула руку и забрала солнце. Она прятала его очень долго, оставив весь мир во тьме его первой ночи. — Выходите! — крикнула она. — И я подарю вам новый день. — Но Зен был рожден морем и тьмой в нем, и его мужество сопротивлялось ночи.
Наконец Маштри вернула солнце и попробовала другой трюк. Она придала льду новый цвет и назвала его зеленым.
— Посмотрите, что я сделала, — воскликнула она. — Вам не нужно выходить — просто поднимите полог палатки и посмотрите.
— Когда мать нашего клана впервые рассказала мне эту историю, — сказала Яз, — я спросила о зеленом, и она сказала, что лед был зеленым, а Маштри сделала башни, как мы делаем на церемонии в саду в конце долгой ночи. Но я собираюсь рассказать об этом, используя то, что показал мне Эррис, — каков на самом деле зеленый мир.
Маштри взывала к ним, и, как это часто случалось с тех пор, скорее любопытство, чем страх или требования, побуждали человека к действию. Зен выглянул из палатки и был поражен. Толстый зеленый ковер травы покрывал лед, миллиард зеленых травинок укрощали ветер — столько, сколько снежинок в бурю. За травой стояли деревья, выше трех герантов, стоящих друг на друге. Огромные деревянные копья, толще человеческого роста, поднимающиеся из земли и разделяющиеся, разделяющиеся и разделяющиеся на множество ветвей и сучьев. Каждое дерево обладало бесконечным количеством листьев, все зеленые, нежные и трепещущие.