В окно ударил снежок. Рыбнев приоткрыл один глаз и уставился на снежную звезду, таявшую на солнце и медленно стекавшую к раме. Тут и второй снежок подоспел; загорелся белым золотом на закатном солнце. Рыбнев поднялся, подошел к окну, распахнул створки.
— Ой, здравствуйте! Подайте, пожалуйста, снежок, сударь!
Внизу стояла худенькая девушка в сером пальто, в полосатой шапке с бубенцом.
Рыбнев улыбнулся, собрал остатки снега, слепил из них снежок и кинул девушке. Она протянула узкие ладони, чтоб поймать, но не смогла, захохотала и подняла испачканный снежок с земли.
— Это последний снег этой весны! — закричала. — Разве можно так разбрасываться последним снегом?
— Что ж вы сами-то разбрасываетесь? — спросил Рыбнев весело.
— Мне можно: снег меня прощает!
— Снег прощает всех.
— Нет, он прощает только тех, у кого шапки с бубенцами!
Рыбнев улыбнулся этой милой незатейливой шутке.
— Меня зовут Наташа! — представилась девушка. — А вас, сударь?
— Рыбнев.
— А имени у вас нет?
— Нет, — соврал Рыбнев.
— Сударь, вы очень загадочный!
— Неужели?
— Мне такие нравятся; выходите гулять!
— Боюсь, меня сестричка не выпустит, — сказал Рыбнев.
— Разве вас, сурового мужчину, остановит слабенькая сестричка?
— Только сестричка и остановит, — буркнул Рыбнев, однако сказал: — Погодите, я сейчас. — И пошел одеваться.
В шкафу он нашел верхнюю одежду, переоделся и направился к выходу. К его удивлению, никто его останавливать не стал. Сестрички, шнырявшие по коридору, вообще не обратили на него внимания, а молодой сержант, дежуривший у входа в отделение, отдал честь и спросил:
— Прогуляться, товарищ майор?
Рыбнев кивнул и вышел. Медсестра в приемной заставила его расписаться в толстой тетради учета и выпустила. Рыбнев оказался в больничном дворе, прошелся по скверику, с наслаждением вдыхая сладкий воздух. Наташа ждала на деревянной скамейке в конце сквера. В руках она вертела пестрый гербарий из листьев, зимовавших в снегу.
— Смотрите, как сохранились, — она улыбнулась Рыбневу. — Снег на нашей планете обладает чудодейственными свойствами, не так ли?
Рыбнев присел рядом, посмотрел на красные, зеленые и синие листья, на листья в крапинку и полосатые, на круглые, овальные и кристаллические листья; улыбнулся:
— Честно говоря, никогда не задумывался об этом. Знаю только, что из-за свойств местного снега случаются… эм-м… неприятности с умершими.
— Вы о серых? — уточнила Наташа и забавно сморщила курносый носик. — Мертвяки в Пушкино, а у нас в Есенине спокойно. Но было бы забавно, — она наклонилась к Рыбневу и загадочно прошептала: — Получается, эти листья, что у меня в руках, — мертвяки!
— Листья-мертвяки? — Рыбнев подивился диковинному движенью Наташиной мысли.
Она захохотала.
Рыбнев улыбнулся.
— А по какой причине вы тут лежите, господин Рыбнев? — лукаво спросила Наташа.
— Мертвяк укусил, — пошутил Рыбнев.
— Ой, правда?
— Шучу.
Она толкнула его в плечо:
— Бессовестный! Будто не знаете, что молоденькие девушки очень доверчивы!
— А вы почему в госпитале службы? — спросил Рыбнев. — Неужели такая прекрасная девушка работает в ФСД?
— Я на обследовании, — уклончиво ответила Наташа. — А еще я — машинистка при полковнике Ермакове, — она зажмурилась. — Не смейтесь, это правда!
Рыбнев и не думал смеяться.
— Сложная работа для девушки.
— Наоборот, женщины лучше справляются, — возразила Наташа и стянула с головы шапку. Сбоку возле виска у нее блестел металлический разъем; чуть выше из-под кожи выпирали зеленый и красный светодиоды. Рыбнев отвернулся, Наташа поспешно натянула шапочку:
— Говорят, мужчине нельзя показывать разъем.
— Почему?
— Потому что вы можете подглядеть мысли честной девушки и использовать их против нее, — заявила Наташа, роняя листья на тротуар. Перегнулась через скамейку, зачерпнула талого снега и кинула Рыбневу в плечо:
— Вот вам!
Рыбнев схватил немного снега, слепил маленький снежок и легонько кинул в Наташу; девушка наклонилась, руками закрывая лицо, и снежок попал ей в лоб.